Остров чаек - Фрэнсис Хардинг Страница 30

– Говорит, что ему нельзя в пещеру, – тихо, устало и с отвращением произнес один из тех, кто шел впереди, – не то его портки перестанут работать.

Люди потеснились и, бормоча, следили за тем, как он тщательно осматривает стены. Но когда они поняли, что пеплоход собрался взбираться вверх по каменистому тоннелю, узкому, как мышиная нора, по которому вылезти можно червем, на брюхе, бормотание превратилось в возмущенные крики. Почти все, чьим порткам не нужно было трепетать перед демонами-птицами, решили, что скорее пересекут пещеру, в которую беглецы уж наверняка сунулись, нежели полезут, точно пробки бутылочные, в нору, в которую беглецы наверняка не казали носа.

Пока Брендрил полз по-змеиному через «мышиную нору», стараясь не порвать тунику и ощущая, как откуда-то из скрытого отверстия впереди долетает ветерок и лижет ему лицо, он услышал, как поисковый отряд, скользя и падая, вошел в бальную залу. Люди окликали друг друга в поисках следующей пещеры, а по мере того, как они углублялись в недра дворца летучих мышей, голоса их становились тише.

Брендрил не замедлился, даже когда голоса сделались хриплыми, свистящими и отчаянными. Он не обращал внимания на крики попутчиков, вторящих, что покатые стенки и лужа не выпускают их, что им нечем дышать и силы их на исходе…

Он чуть не дал себя провести. Чуть не позволил себе увериться, будто госпожа Скиталица – просто ребенок. Если она сумела повести за собой целую деревню – а то и племя – в тайный и смертельно опасный поход, то несмотря на свой возраст она далеко не ребенок. Теперь-то он точно знал: госпожа Скиталица лишь сделала несколько шагов за порог бального зала, чтобы сбить погоню со следу, а остальное предоставила странной магии храма, способной убивать преследователей. Потом она сбежала тем же путем, каким вылетают из пещеры летучие мыши – сквозь узкую нору.

Осторожно, но все так же неумолимо Брендрил продолжал подниматься.

* * *

…И вот когда отгремела битва между братьями-вулканами, Копьеглав бежал с ревом, бока его были опалены, а из жерла вырван большой кусок; на бегу он опалял землю…

Охнув, Хатин сделала последний рывок и вытолкнула Арилоу из покатого тоннеля в серый дневной свет, а после и сама выбралась. Арилоу была даже хуже мертвого груза, постоянно размахивала руками, словно трава на ветру, и тихо, жалобно бормотала.

Изможденная Хатин рухнула наземь и осознала, что конечности у нее неудержимо дрожат. Сестры оказались на склоне холма, покрытом колючими розовыми кустами и колышущейся травой, над которой порхали мерцунки: птицы ныряли в заросли, задирая хвостики. Выйти получилось куда ближе к Повелителю Облаков, чем надеялась Хатин, и почти над самыми их головами нависали его облака-веера.

…И тогда Повелитель Облаков вернулся к супруге, которую по-прежнему любил, и на миг показалось ему, что она пролила слезинку от горя по тому, что случилось. Однако, приблизившись, он рассмотрел, что это – лишь сверкающий белый камень, ибо имя Скорбеллы дано не за то, что она сама чувствует, а за то, что причиняет другим.

За чередой гребней Хатин разглядела огромный окутанный дымкой конус. Скорбелла. Проведя между собой и белым вулканом воображаемую черту, она увидела бледный камень на гребне одного из подъемов. «Слеза» Скорбеллы.

– А сейчас нам надо наверх, – прошептала Хатин. На Арилоу ее слова никак не подействовали, но Хатин обращалась не столько к сестре, сколько к себе самой. – Вставай, надо идти. Когда найдем остальных, они тебя понесут, обещаю.

Белый камень впереди служил последней вехой, о которой говорилось в легенде, концом пути. Под ним можно было отыскать пристанище и дождаться отставших или хотя бы нацарапать на камне послание, сообщить, куда все ушли. Это была самая тяжелая часть дороги, и каждая складка земли вводила Хатин в заблуждение, обманчиво позволяя думать, будто они приближаются к цели, в то время как каждый подъем только отнимал силы. Однако Хатин знала: стоит им сделать привал, и тогда усталость непременно нагонит их.

Наконец на гребне прямо над ними показался белый камень. Мышцы болели в предвкушении отдыха; Хатин, обхватив Арилоу обеими руками, шатаясь, начала подъем, а после обе они рухнули у самого камня-вехи. Когда Хатин наконец нашла в себе силы встать на ноги, она обошла огромный валун, опираясь на него одной рукой. Нашла козырек, под которым поместились бы трое, но ее там не ждали – разве что живые мухи да дохлая ящерица. Хатин снова обогнула камень, потом еще раз – слезы душили ее – и залезла на верхушку, проверить, не оставил ли послания кто-нибудь повыше ростом.

Мох нарисовал карты, птицы нанесли подношений, жуки начертили печати цвета ржавчины, но из хитроплетов никто и царапины не оставил. Мы здесь первые, сообщал жестокий и беспощадный голос надежды. Мы последние, отвечал мягкий и вкрадчивый голос отчаяния. Остались только мы. Никого больше.

Впрочем, был еще кое-кто. За волнистыми гребнями Хатин разглядела темную фигуру на фоне розового с золотым склона. Но тут все надежды Хатин на чудо разбились на тысячи мелких осколков – замеченная ею фигура была цвета полуночной синевы…

* * *

Рано или поздно все беглецы начинали искать спасения на склонах вулкана, полагая, что погоня побоится последовать за ними. Однако Брендрил однажды пришил на рубашку заплату с заключенным в ней духом старого жреца-хитроплета, и тот сделал его невидимым для вулкана. Подпоясался Брендрил веревкой, в которой томилась душа женщины, однажды сжегшей кого-то, и та не позволила бы своенравной горе обварить его или обжечь. Даже когда пришлось идти по одному из опаленных шрамов на теле Повелителя Облаков, пеплоход лишь смазал ноги ритуальным маслом и ускорил шаг; когда стопы коснулись дымящегося черного камня, боли он не ощутил.

Немного погодя точки вдалеке начали приобретать очертания человеческих тел. Когда они начали петлять, он сразу понял, что его – чернильное пятнышко на бледном фоне холма – заметили.

Взобравшись на очередной гребень, Брендрил наконец разглядел своих жертв. Как он и подозревал, девчонкам было не больше тринадцати. Та, что ниже ростом, носила юбку из грубой ткани и вышитую блузу, как и сотни других девчонок-хитроплетуний. Вторая была одета в длинную светлую тунику с желтым шитьем. Должно быть, она и есть Скиталица, догадался Брендрил.

Он ожидал, что впереди будет Скиталица, потому как ориентироваться проще как раз тому, кто в любой момент может орлом воспарить над землей и зорко оглядеться. Однако выходило так, что младшая из девочек вела, почти тянула старшую за безвольно повисшую руку. Это могло означать лишь одно. Госпожа Скиталица оставила тело на попечение помощницы, а сама в это время приглядывала за ним, за Брендрилом.

В этот момент госпожа Скиталица слепо обернулась в его сторону, и тут у нее как-то странно подогнулись ноги.

* * *

– О, не сейчас, Арилоу, только не сейчас, заклинаю тебя!

Хатин упала рядом с сестрой на колени и схватила ее за плечи. Лицо Арилоу исказила гримаса, какой Хатин прежде не видела: изумление, тревога, гнев, беспокойство – все это отразилось на нем, но только не паника. Снова Арилоу шарила вокруг себя, цепляясь пальцами за камни, траву, будто ища что-то, вертела головой, словно пытаясь уловить некий ускользающий образ.