Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов Страница 30

Кудым-Ош гордо вскинул голову, расправил широкие плечи. Теперь в нём говорил не полумедведь, а князь свободного лесного племени.

— Никто ещё с пермяков дани не брал, законов им не давал, подручных князей не ставил! Кто твой Волх — волчий князь? Волки трусливы. А я — медведь!

И над священной горой, над широкими лугами и тёмно-зелёными лесами раскатился громом медвежий рёв. Могучему голосу вождя вторила его дружина.

— Слышу голос сынов пармы! — отозвался сверху Корт-Айка. — Всем нам, лесовикам, соединиться надо! Только так одолеем проклятого Ардагаста. Входи в святилище, князь Кудым! Будем молиться о победе лесным богам.

Когда Кудым поднимался на вал, даже уродливое лицо Яг-морта не казалось ему таким уж мерзким. Ведь они оба были «лесные люди», парма-эк и яг-морт. А с юга надвигалось что-то новое, неслыханное, чужое. Князь уже слышал о битве у Золотой горы и разгроме прежде неодолимых аримаспов. Что же это за сила идёт на лесной край? И отступить перед ней нельзя. Не на то его выбрали князем.

Росы и манжары шли на север. Вниз по Юрюзани, по Черной реке, потом через водораздел на Сылву. Было что вспомнить и поведать друг другу славным воителям и старым друзьям в дороге и у костров. Как-то уже в верховьях Сылвы, сидя у костра, Зорни-отыр рассказывал о земле коми, в которую лежал теперь их путь.

— Хорошая земля и богатая. Одна пушнина чего стоит! Ходят за ней купцы из самой Бактрии. И люди там хорошие. Самые смелые охотники в лесах — после нас, манжар. Лешего стрелой убить, водяного сетью поймать не боятся. Конники плохие, зато на лодках, на лыжах хоть куда дойдут. К самому Ледяному морю забираются. И хлеб сеют, и скотину пасут, но любят только охоту. А воевать не любят, в набеги не ходят. В лес к ним, однако, с войной лучше не соваться. Вот он знает, — кивнул Зорни-отыр на Лунг-отыра.

Тот гордо дёрнул чёрным усом:

— Только род Медведя не боится ходить на пермяков, не то что ваш гусиный род. Храбрые они, зато проще и глупее их в лесу нет. Расскажите лучше, как вы им всучили невесту, которую никто не брал. Твою же тётку.

— Я расскажу, — кивнул Зорни-шаман. — К тете Хосте сватался Аорсуархаг, Белый Волк, царь верхних аорсов. Старый, злой — не только наложниц, цариц своих плёткой бил. Как такому девушку добрую, слабую отдать? Великий царь, могучий, лютый, орды его кочевали от Каспия до Оксианского озера ^[27] — как такому отказать? Придёт — всё разорит. Наша мать уже тогда сильной шаманкой была. Наложила на тётю колдовскую лосиную личину. Стало у той лицо как лосиная морда — всё в шерсти, губастое, зубатое, большеглазое. Грозный жених приехал, только увидел — плюнул и ускакал.

— А потом личину снять не смогли. Такое великое колдовство только гусиные шаманы умеют, — едко заметил Лунг-отыр. — Я, кого в медведя обращу, всегда расколдовать могу.

— Да, человека совсем зверем делать легко, немножко — трудно и обратно тоже. Мать в верхний мир летала, к Золотой Бабе. Та сказала: спадёт личина, когда возьмёт девушку-лосиху воин-медведь. Не в шатре, не в избе сойдётся с ней — при свете солнца. Ваши отыры приезжали, сватались — только увидят лицо, бегут. А это обида, за обидой — распря, война...

— Нужно было нам позориться, — хмыкнул Лунг-отыр. — Вдруг колдовства нет, а есть обман и девка-уродина.

— Нашёлся такой; что ни обмана, ни девки не испугался. Кудым-Медведь, князь пермяков, сын шаманки и медведя. Пришёл на лодках через Урал, с Чусовой на Исеть. Сильный, но добрый: пожалел Хэсте. Разве она виновата, что родилась дочерью отыра? А ещё нагадала ему Потось, пермяцкая шаманка, что родится у него от манжарской девушки-лосихи сын — великий воин. Та шаманка тоже Золотой Бабе служит... Взял он в жёны нашу тётю, днём, перед лицом Солнечной Богини сошёлся с Хэсте — и спала с неё личина. А сын их Перя — самый сильный из пермяцких отыров.

— И самый славный, — продолжил Зорни-отыр. — Поплыл с дружиной вниз по Pa-реке продавать меха. Решил до самой Бактрии дойти. По дороге сарматы царские с него пошлину взять хотели, а он одолел в поединке Амбазука, сильнейшего их отыра, и ничего не дал. В устье Ра защитил купцов от разбойников-сарматов. Купцы дали ему большие лодки, и дошёл он до устья Вахш-реки ^[28], а по ней — до Бактрии. Вы его там не видели? — обратился отыр к Ардагасту и Ларишке.

— Перя? Мы его называли Аршавах — «добрый медведь». Так его сарматы прозвали. А греки — «Геракл Гиперборейский». Такой сильный и такой простой! — улыбнулась царица росов. — К моей сестре Арванте приехал свататься царь аорсов — тот самый Аорсуархаг. Аланы его разбили, и он им покорился, но по-прежнему был гордый и злой. И тут выходит Перя и говорит: «Ты старый, зачем тебе молодая жена? Она меня, молодого, любит. Спроси её». Белый Волк разъярился и пообещал прийти в наш Чаганиан ^[29] с ордой. Мы с сестрой отчаянные были. Я сказала ей: «Если ты бежишь с Аршавахом, и я с тобой!» А Перя: «Я не вор, чтобы бежать. Защищу вашу землю как свою». И защитил. Помнишь, Ардагаст?

— Да. Это был мой первый поход и твой тоже. Мы схватились с аорсами в Хорезме, возле озёр. Перя потерял коня, но его и пешего не могли одолеть конные. Палица его крушила всё — копья, мечи, коней, всадников в доспехах. Белый Волк от него еле ноги унёс... А воеводой в том бою всё-таки был не Перя, а твой, Ларишка, отец — чаганианский князь. Я это понял только потом. А тогда нам было пятнадцать лет, а Пере — девятнадцать. Аорсы пытались зайти ему в тыл через камыши. Ты стреляла в них из лука, а я с мечом и копьём прикрывал тебя.

— Нет, это я тебя прикрывала. Если бы не мои стрелы, аорсы тебя на копья насадили бы. И ты не увёз бы меня на край света, как Перя Арванту, — усмехнулась Ларишка. — Я тогда так и не поняла, где же его страна. Оказалось, так близко.

— Да, хорошая земля, и люди в ней хорошие. Даже родичи вам, — кивнул Зорни-шаман. — Только на юге говорят: на каждую хорошую землю Ахриман создал свой бич. Для этой земли бич — шаманы-разбойники. Двое их: Корт-Айка, кузнец, и Яг-морт, лесной бес. То сёла жгут и грабят, а пленных сарматам продают. То перегородят Каму железной цепью, да ещё заговорённой, и плати им за проезд. Засуху насылают, мор, скотский падеж. У Корт-Айки где-то в лесах кузня большая, много в ней рабов куёт без отдыха. Из-за этой кузницы многие старейшины терпят колдуна. Только Кудым и Перя не хотят с ним мириться да Бурморт, верховный белый шаман.

— Бурморт — муж учёный и добродетельный, — раздался с дерева голос ворона-Аристея. — Мемфисские жрецы, свысока глядящие даже на эллинов, были им восхищены. Не говорю уже об александрийских мудрецах. Для них вознестись духом до третьего неба — невесть какая заслуга. А на севере это умеет любой шаман.

Тут к костру подошёл дружинник: