Ветер в Камне - Андрэ Нортон Страница 30

— Ты считаешь, что он нападёт на дан Фирта в день праздника? — спросил Фанкер. — Да, так он получит того несчастного, из которого намерен создать свою тень.

— Люди выступают через два дня, — вмешался Йост.

— Мы будем готовы сделать, что должно, — спокойно ответила Эвори. — И помните: оплаченное двумя жизнями будет рождено в Свете.

Маги договорились — и принялись ждать.

Ветер не нанёс снега, чтобы укрыть долину; земля промёрзла, и холод пробирал до костей. Однако сегодня многие бродили по опустошённой земле, не обращая внимания на мороз. Мужчины, женщины, дети — все несли дрова и корзины высушенной съедобной травы. Увы, ни у кого не было ни снопов, ни других былых символов стирмирского благополучия. Они принесли, что смогли.

Были тут и другие люди — мужчины и даже женщины, ожесточённые смертью близких до такой степени, что они лишились последней крупицы жалости. Эти шли к дану Фирта, чтобы совершить задуманное.

Они были вооружены — оружие им пришлось делать втайне от всех. Сейчас они не прятали его — гоббы не выносили холод и проводили дни вокруг костра во дворе башни. У тварей сегодня был свой пир. Те, что шли к ненавистному дану, насадили на вертел матёрого кабана, последнего в Стирмире. Его выследили — и он обеспечил их провизией на неделю.

Старейшина и Хараска стояли рядом. Они обводили собравшихся взглядом, не только стараясь убедиться, что данцы понимают, о чём будет сказано, но и чтобы ещё раз запомнить лицо каждого на случай, если тот не переживёт сегодняшний день.

Сулерна не смотрела на старших. Время Этеры, как подсчитали женщины, придёт через неделю, а у Сулерны ближе к вечеру уже начались схватки. Каждый раз она впивалась зубами в платок, пропитанный целебным отваром, но ощущение, будто её вот-вот разорвёт на части, с каждым часом усиливалось.

— Они идут убивать, — не выдержал Эли. — Прямо в глаза нам заявили, что не потерпят, чтобы мы процветали, когда они умирают от голода. Женщин надо…

— Эли, — осадила его Хараска, — не забывай, что врага питает в первую очередь твоя ненависть. Даже сейчас он сидит в центре своей паутины и думает, как употребить нас — и то, что происходит, — во зло. Нас предупреждали об этом, хотя сон и был неясным… — Она замолкла на мгновение и прижала руки к груди. — Если прольётся кровь, — её руки сжались в кулаки, — тогда он победит и Свет угаснет навеки.

Эту новость приняли безрадостно. Побледневший Жэклин впервые за несколько месяцев подошёл к Сулерне. Он не сказал ни слова и не поднял на неё глаза, но, когда она внезапно встала, подставил своё плечо. Мальчишка был так худ, что рёбра торчали наружу.

Нападавшие легко прорвались через жалкие укрепления, возведённые у границ дана. По сигналу старейшины все, даже самые маленькие дети, бесшумно вышли во двор. Несколько захватчиков — те, что были вооружены лучше других, — окружили детей и начали выкрикивать угрозы. Остальные нашли телегу и запрягли в неё перепуганную лошадь — последнюю в дане. Наконец пришельцы быстро разграбили кладовые, так же как гоббы когда-то обчистили их даны.

Повозка укатила, за ней ковыляли женщины и старики, нагруженные мешками. Только тогда заговорил предводитель нападавших.

— Середина зимы, дорогие соседи, — захихикал он. — Вы, конечно, не останетесь сегодня в стороне? В конце концов, все мы тут родственники — пусть и дальние — и в такой день должны собираться вместе!

— Верно. — Спокойствие Хараски сбило спесь с дразнившего, и тот замолчал. — Однако, Вирас, среди нас есть та, которая не может никуда идти. — Она указала на Сулерну. Этот жест был хорошо виден всем, ведь захватчики зажгли много факелов, чтобы убедиться, что в Стирмире наконец восстановлена справедливость.

— Она носит Юржиково отродье! — осмелел вожак. — Повелителю он в своё время послужил, ну и она послужит! Жансо, — обернулся вожак к одному из сообщников, который был таким здоровым, что смог бы, пожалуй, уволочь всё, что они награбили, без коня, — сажай шлюху вон в ту тележку, и поехали!

Жэклин с криком встал на защиту Сулерны, но его отбросили в сторону. Молодая женщина корчилась от боли, однако не издавала ни звука перед людьми, которые были хуже гоббов.

В том году середину зимы справляли не возле зловещей башни. По причине, неизвестной даже празднующим, костёр разложили возле кромки леса. Он разгорелся, как раз когда к толпе присоединился пленный дан Фирта.

Сулерна пришла в себя настолько, что поняла, где находится. Хараска рассказывала про сны. Сулерне и самой привиделся некий сон, о котором не следовало никому говорить, нужно было лишь повиноваться. Возможно, это приказ Зовущей.

Праздновавшие разбили бочонки, которые приволокли из дана, и черпали (некоторые прямо руками) остатки крепкого сидра. Несколько человек собрались у повозки, и вскоре раздался предсмертный крик несчастной кобылы, погибшей от плохо заточенных ножей.

Те, которые поначалу сторожили пленников, начали потихоньку разбредаться и присоединились к разделке конской туши.

Сулерна не удержалась и вскрикнула. Она лежала на двух одеялах с постели Хараски, над ней склонились мать и госпожа Ларларна.

Погруженная в собственные мучения, Сулерна не заметила, как безумное веселье внезапно утихло. Раздался рык гоббов — и крики боли. К собравшимся вокруг Сулерны подошёл Эразм.

Фата с криком бросилась ему наперерез… Тщетно! Один взмах волшебного жезла — и женщина упала на землю, будто от удара невероятной силы. Госпожа Ларларна не отходила от Сулерны, но боль была такова, что роженица не понимала, что происходит вокруг. Откуда-то издалека донёсся детский плач, затем воцарилась жуткая тишина.

Она открыла глаза. Ярко пылал костёр, вокруг него скакали гоббы. Эразм стоял ещё ближе. В руках он держал то, что отнял у Ларларны, и кричал: — Видите, что у меня?! Он станет моей тенью, моим слугой, исполняющим все мои желания! Вы будете почитать его, как моего сына…

Сейчас — да, сейчас! Слава луне, чей закопчённый костром лик освещал все вокруг, её положили на самой границе света и тени, ближе всего к кромке леса. Над ней склонилась Хараска, и Сулерна почувствовала теплоту бабушкиного дыхания.

— Беги, внучка. Мы постараемся их отвлечь. Сулерну все ещё мучили боли, к тому же она потеряла много крови. Но осталась ещё надежда — и жизнь. Её ухватили чьи-то руки, и она со стоном поднялась. Жэклин — маленький, отощавший от голода — вёл её вперёд.

Было слышно, как вдалеке Эразм нараспев произносит заклинания над новорождённым.

Вперёд… кровь сочится между ног, и боль, нескончаемая боль… Кромка леса!

Вдруг позади раздался азартный рёв гоббов. Кровь! Все знали, что она привлекает их больше, чем любые другие следы.

Сулерна пошатнулась, и Жэклин подтолкнул её.

— Вперёд, — повторял он. — Вперёд! Потом его не стало рядом, и Сулерна рухнула на колени. Вперёд — даже если придётся ползти! Она поползла. На самой кромке леса до неё донёсся голос племянника: