Дар тому, кто рожден летать - Ричард Бах Страница 30

Какой-то мудрец однажды сказал: «Беда не в том, что летает слишком много летчиков. Беда в том, что летает слишком много тупых летчиков!»

Есть ли на свете хоть один авиатор, который бы с этим не согласился? Сколько листьев в лесу, столько раз я входил в зону точнехонько на нужной высоте, на безупречном расстоянии от посадочной полосы, по противопосадочной прямой, — на точно выверенной дистанции планирования на случай если заглохнет двигатель, — словом, все тщательно подготовлено к развороту на цель. И тут я оглядывался и видел, Боже ты мой, какого-нибудь балбеса, который с ревом, на полном газу заходит с двух миль на посадку, и ему даже в голову не приходит, что его винт может перестать вращаться.

И прощай моя распрекрасная схема движения, потому что я рывком даю газ, задираю нос и ухожу на малой скорости, чтобы спасти все, что еще можно спасти. Не раз я высказывал своей приборной панели, что вижу там внизу человека с головой из цельного куска дуба, человека, которому до лампочки, что если он летит по своей дурацкой схеме, то всем остальным он тоже ломает схемы, потому что каждый изо всех сил старается держаться от него подальше. И я, тихий и спокойный человек, который никогда даже голоса не повысит при виде демонической дурости, окружающей меня на земных дорогах, дурно отзываюсь о своих собратьях-летчиках, когда нахожусь в воздухе. С чего бы это?

Возможно, я говорю о них дурно потому, что сколько угодно могу ожидать проявления невежества от кого-нибудь, ползающего по поверхности земли, но одного лишь совершенства я ожидаю от всякого, взлетающего в небеса, и обнаружив, что дело обстоит как раз наоборот, впадаю в жестокое разочарование.

Слишком много тупых летчиков? Еще бы. Если бы каждый мог быть таким же хорошим авиатором, как я и как вы, сегодня не было бы ни конфликтов во всей авиации, ни вопросов относительно ее будущего.

Все дело в обучении. Научите такого балбеса летать по правильной схеме, применив простой метод сброса газа, когда он, болтаясь, заходит на посадку и это его мигом научит! Создайте новые двигатели с заводской гарантией отказа не больше одного раза на каждые пятьсот летных часов, и повсюду в небесах будут летать только хорошие летчики.

Так я ворчу, мечу громы и молнии и делаю внушения своей приборной панели, примечая, где приземляются нарушители (и, само собой, козлят при посадке), и с тихой яростью глядя на них на земле. Однако стоит им выбраться из самолета, как они тут же исцеляются и становятся совершенно нормальными людьми, милыми, славными, улыбчивыми, не подозревающими, какую сумятицу они внесли в мою изумительную полетную схему. Я смотрю на них, потом в конце концов качаю головой и ухожу, не говоря ни слова.

А потом пришел момент, когда я сам сделал козла при посадке. Это я-то… козла!

Хотя этого никто не видел, хотя, разумеется, со мной этого больше никогда не повторится, но все же это меня обеспокоило.

Беспокойство усилилось в небольшом городке Маунт-Эйр, штат Айова, как раз на закате над узкой полоской травы, где не было ни души, кроме воробьев да полевого жаворонка.

Со мной летели еще три самолета. Эти самолеты пилотировали: 1) пилот коммерческих чартерных рейсов, 2) командир лайнера одной авиакомпании, находящийся в отпуске, и 3) студент третьего курса колледжа на первом в своей жизни собственном самолете.

На земле уже сгущались сумерки, и я немного тревожился за этого паренька. Я сделал разворот на посадку и, не знаю почему, мне было чертовски трудно управлять самолетом при пробеге, — я чуть не лопнул в своей кабине, пытаясь удержать биплан на прямой, и при этом прокатил по всей полосе до последнего фута. Командир авиалайнера сел следом за мной, тоже на повышенной скорости и с длинным пробегом. Затем сел пилот чартерных рейсов, и насколько это позволяли условия, его приземление было ничуть не лучше наших. К этому моменту я уже всерьез забеспокоился за паренька: приземлиться здесь было далеко не просто, но бедняга должен был это сделать, чтобы не быть захваченным темнотой. Мы трое выбрались на землю из своих машин и собрались кучкой, полные тревоги.

— Спенс, здесь довольно круто, — сказал я командиру лайнера. — Как ты думаешь, студентик вытянет?

— Почем я знаю? Тут в конце полосы какой-то пакостный нисходящий поток.

Все мы, нахмурившись, смотрели, что будет дальше.

Студентик появился не сразу. Он сделал один низкий заход над самой травой, а потом сотворил нечто непонятное: он развернулся и приземлился с противоположной стороны. Посадка была красива, как картина Амендолы: его самолет приземлился на три точки, пробежал несколько сот футов и остановился. Мы втроем онемели.

В наступившей тишине этот юноша выключил двигатель и выбрался из самолета.

— Что это с вами, братцы? — спросил он беззаботным тоном зеленого новичка. — С чего это вы решили садиться по ветру? Я глазам своим не поверил. Садиться же надо против ветра, так ведь?

Молчание продолжалось, и он заговорил снова.

— Дик? Спенс? Джон? Почему вы садились по ветру?

И пришлось мне держать ответ за опытных пилотов, за нас троих, имевших в сумме около пятнадцати тысяч летных часов.

— …знаешь студент мы вот почему садились по ветру… э-э… мы садились по ветру потому что не хотели чтобы солнце слепило нам глаза знаешь когда солнце бьет в глаза сквозь винт от мелькания начинает кружиться голова, — говорил я тихо и торопливо, надеясь, что кто-нибудь из них быстренько вмешается и сменит тему.

— То есть как это? — спросил озадаченно студент. — Солнце только что село… солнце уже десять минут, как ушло за гору! Слушайте, мужики… вы не… вы случайно не сели по ветру по ошибке… ведь не по ошибке же?

— …Ну ладно студент если тебе непременно надо это знать то я был ведущим и приземлился по ветру по ошибке а Спенс и Джон шли за мной следом и сделали то же самое, вот так все и случилось я здорово проголодался день был долгим ведь правда Спенс. Хорошо бы что-нибудь перекусить как по-вашему. Слушай студент пойдем-ка по дороге поищем где поужинать…

— ПО ОШИБКЕ! Да тут же ветровой конус есть! Вы, все трое, все классные летчики ПРИЗЕМЛИЛИСЬ ПО ВЕТРУ ПО ОШИБКЕ! — По-моему, нынешних пацанов учат бить наотмашь.

Он расхохотался и подавил хохот лишь когда понял по нашим мрачным взглядам, что нам вовсе не до смеха, и что если он немедленно не проявит уважения к старшим, то может кувырком полететь в реку.

Вот почти и весь рассказ. Время от времени даже седобородые ветераны с сорокалетним летным стажем случайно приземляются не в том аэропорту, и оказывается, что именно наши головы сделаны из цельного куска дуба… и теми самыми тупоголовыми балбесами в небесах оказываемся мы сами!