Ратник. Меч времен - Андрей Посняков Страница 30

— Бог в помощь, парни. Онцифера Весло не видали ль?

— Только что двоих в обитель Хутынскую повез, — обернулся один из парней, чернявый, смуглый…

— Онисим! — обрадованно воскликнул Михаил. — Онисим Ворон!

— Мисаиле? Ты как здесь?

— Да мне б на тот берег… Только вот заплатить…

— Да ладно, — Онисим поднялся с мостков и махнул рукой. — За так перевезу. После отдашь — ты ж на ручей почти каждый день ходишь.

— Отдам, вестимо.

— Вона, в крайнюю лодку садись. Что за дева-то? Зазноба твоя? Красна!

Марья неожиданно зарделась, прижалась к Мише щекою. Тот ласково погладил девчонку по волосам, приголубил:

— Ничего, ничего… сейчас, отвезу тебя к тысяцкому, на усадьбу.

— Не надобно мне на усадьбу, убегла я! — тихо призналась Марья.

— Как — убегла?

— Да так… Продать меня восхотели.

Продать… Вот оно что! Ну, Сбыслав-то, кстати, о том как-то и говорил. Что, мол, неплохо для Миши было бы от рабы избавиться, ибо по всем законам — «рабынин муж сам робичич». А Сбыслав-то, похоже, добра желал. Так ведь Миша вроде бы и не собирался жениться на Марье. Никаким образом не собирался, вот еще, была нужда! Подумаешь, переспали разок — так и что с того? Кто она ему, эта девчонка — да никто. А вот просто взять ее сейчас и бросить — пущай сама, как знает… Не получится! Точно, не получится. Не по-мужски это как-то, да и вообще — гнусно: в такой ситуации девчонку одну, без всякой помощи, бросить.

— Посидим-ка сейчас… помозгуем….

— Ну, так что? Плывем? — закричал идущий с веслами на плече Онисим.

— Плывем, Онисим. Только… не на тот берег. До Щитной подкинешь?

— Само собой.

Михаил специально так решил, по-хитрому на усадьбу идти-пробираться. Не прямо, а таким вот крюком, через Щитную, через Молоткову улицы — чтоб погоню (буде еще не угомонились) с толку да со следа сбить.

Ну, Ярил, чучело одноглазое! Это ж надо, удумал что?

— Кривой знал, что ты в бегах? — усаживаясь в лодку, негромко спросил Миша.

Марья покачала головой:

— Не ведал. Увидал на Торгу — я туда шла, думала, своих кого встречу… ну, из наших, из смердов, чудских крестьян. А он — тут как тут! С парнем каким-то стоял, высоченным. Руки — что две оглобли, голова сивая, морда — как кирпич.

— Ох ты! — узнал Михаил. — Ну и портретик, не обознаешься. А кнута у него за поясом не было?

— Был, был кнут. Да Ярил так его, парнягу, и звал — Кнут! Что-то ему говорил, а тот слушал почтительно, да головой кивал.

— Хм… вот как, значит. Ну, понятно…

Понятно, кто тут у кодл начальник — координатор. Бояре Мишиничи — через Кривого Ярила. Однако Миша-Новгородец вроде как князя поддерживает. Да и на Неве себя проявил — со шведами лихо бился. Что ж теперь-то? Иль не посмел идти против клана? А может, это клан его к князю и направил? Все может быть. Бояре — народ изворотливый, хитрый — чего все яйца в одной корзине держать? Вдруг, да победит Александр-князь — а у них уж и дружок его имеется — Новгородец Миша! Тезка, блин…

До места добрались быстро — что тут плыть-то? Выбрались, поблагодарили Онисима, прошли чрез воротца малые — вот и Щитная. Звон от молотков-наковален — на всю округу. Понятное дело — оружейники. Работают все, по улицам шайками не шатаются, видать — некогда.

— А куда мы идем? — дернула за рукав Марья. — Может, я сама бы себе…

— Иди уж. Сама!

Конечно, девчонку нужно было прятать на дальней усадьбе Онциферовичей — а где еще-то? Договориться с тиуном, теперь-то уж это нетрудно, теперь-то уж и сам Михаил мог при случае за кого-нибудь перед боярином-батюшкой словечко замолвить. А чего ж? Он же теперь не простой закуп-рядович — а воспитатель юных бояричей, педагог, «дядька»… Песталоцци, ититна мать, Жан-Жак Руссо, Макаренко…

— Интересно, откуда у Ярила грамота на тебя? Или врал?

— Может, и врал. А может, у Ефрема взял зачем-то…

— Поживешь пока на одной усадьбе…

— Ой, господине… — закручинилась Марья. — Вот дура-то — сбегла. Как бы теперь хуже не было.

— Ничего! Уж придумаем, что с тобой делать, потолкую с тиуном. Может, тебя на дальний погост отослать? Поедешь?

— Куда скажешь… Только — с тобой, господине.

Ишь, «с тобой»… Нужна ты больно. Однако помочь-то надо. К Онциферовичам, куда ж еще-то? К Онциферовичам.

Еще на подходе к усадьбе Михаил почувствовал что-то неладное. Ворота почему-то были распахнуты настежь, однако Трезор не лаял, словно его и не было… да и не было — лежал, бедняга, невдалеке от своей будки, раскрыв пасть и недвижно смотря мертвыми глазами. На боку мертвого пса запеклась кровь.

Однако дела-а-а-а!

Миша обернулся к Марье:

— Погодь-ка на улице… Во-он, за деревьями спрячься.

Сам же, подхватив валявшуюся у ворот палку, побежал на задний двор — именно там, судя по шуму, и разворачивалось сейчас основное действо. Не ошибся — так оно и было. Какие-то чужие люди — крепкие, вооруженные коротким копьями и палками парни — деловито осаждали недостроенную конюшню, где заперлись оставшиеся в живых обитатели усадьбы… да-да, вот именно так — оставшиеся в живых. Много, слишком много мертвых тел — челядинцев, закупов и прочих — валялось на огороде, у колодца, за баней. Кое-кто еще хрипел, исходя кровью…

Михаил сунулся к одному — привратнику Семену, тот прятался за колодцем и, увидев Мишу, сплюнул кровавой тягучей слюною:

— Шильники… песьи рыла… Явились, незнамо откуда… Ничо! К боярину за подмогой послано…

— Где наши-то — на конюшне?

— Там… Этих-то много, куда боле наших… Словно знали, что почти все холопи с усадьбы ушли. Отроки!!! — привратник с трудом приподнялся. — Чад упаси!

— А где они?

— В хоромах, с дъячком…

Семен снова захрипел, застонал, дернулся… Эх-ма, хорошо его в бок приложили — кровинушки-то много повытекло. Однако ничего — держится молодцом, улыбнулся вот, через силу:

— Беги скорее! Отроцев спаси… Мечи там, найдешь… Ты можешь…

— А ты как же, Семен?

— А язм не преставлюсь, — привратник осклабился. — Подмоги дождусь. Рано мне помирать… рано…

Кивнув раненому, Михаил отпрянул к забору, и — справедливо полагая, что для облегчения участи осажденных его скромных сил будет явно недостаточно — кусточками пробрался на задний двор, а уж оттуда, прислонив найденную у овина лестницу, забрался на галерею…

Забрался, и задумался. Чего теперь делать-то? В какую сторону двигаться? Семен сказал, что дети — в хоромах, однако хоромы-то не маленькие, пять срубов, и каких только помещений в них нет: две высокие горницы на подклетях, с печами изразцовыми, еще — теремом — повалуши — летние спальни, иначе еще светлицами называемые, те без печей, конечно; меж срубами — соединение — сени, светлые, с большими «красными» окнами, забранными слюдой, в сенях обычно сидели «сенные девушки» — пряли, пели песни, смеялись… теперь вот, не до смеха.