Неопалимая - Маргарет Роджерсон Страница 30

Я присмотрелась внимательнее сквозь листву и тут же пожалела, что не сделала этого раньше. На краю леса отдыхала группа молодых солдат. Свет костра отражался от их кольчуг.

Можно попросить их о помощи. Судя по разговорам, я могла им доверять. Но как только они закончили беседу и развернулись, чтобы уйти, а я попыталась подняться из-за куста, то обнаружила, что не могу сдвинуться с места. Я попробовала еще раз, но безрезультатно. Одна только мысль о том, чтобы подойти к ним, обездвижила меня. Разговор с группой незнакомых людей и в лучшие времена представлял для меня проблему. Мысль сделать это сейчас, после всего, что они наговорили, вызвала у меня лишь желание развернуться и броситься в реку.

Я смотрела, как они уходят; их силуэты выделялись на фоне моря мерцающих костров. Неподалеку, на стенах палаток и фургонов, окрашенных в красный цвет в переменчивом свете, плясали прыгающие тени. Ветер доносил смех и запах дыма. Я выбралась из леса в другом месте, не там, где вошла в него, следуя вдоль Севра, чтобы не заблудиться. Оказалось, что я наткнулась на дальнюю часть лагеря беженцев.

Вблизи он выглядел значительно больше, чем издалека. Должно быть, вдоль реки расположились тысячи людей. Внезапно я ощутила благодарность за то, что осталась незамеченной. Никто в Ройшале, кроме Леандра и капитана Энгерранда, не видел моего лица достаточно близко, чтобы узнать. Капюшон свалился во время битвы, но потом меня окутало призрачное пламя Восставшего, так что сомневаюсь, что солдатам удалось хорошо меня рассмотреть.

Будет лучше, если я останусь мертвой, телом, плывущим по течению Севра. Возможно, Круг не будет полностью убежден в моей гибели, но, по крайней мере, они потратят какое-то время на мои поиски в ложном направлении. Тем временем у меня появился шанс бесследно раствориться среди беженцев.

Спотыкаясь, я направилась к кострам, поплотнее кутаясь в плащ. И пока пробиралась по темному полю, одна перед огромной сверкающей людской массой, как никогда осознавала, что в моей голове по-прежнему царит тишина. Если бы у меня была освященная сталь, я попробовала бы применить ее, чтобы вытащить Восставшего. А пока пробормотала несколько молитв, пока ждала захода солнца, но, к сожалению, слова не произвели никакого эффекта – ни дымящихся рубцов, ни гноящихся нарывов.

Когда я вошла в лагерь, мое чувство направления оказалось сбитым ослепительным светом костров. Звуки и запахи накатили волнами, захватывая все чувства. Запах помоев тошнотворно сливался со жгучим ароматом жарящегося мяса; дезориентирующие взрывы смеха внезапно раздавались вокруг меня. Я отвернулась от людей, собравшихся вокруг костров, и стала искать место потемнее, где можно примоститься и поспать. Шагала неверно, петляя, словно пьяная. Отстраненно размышляла, стоит ли пытаться найти что-нибудь поесть. Иногда забывалась.

«Ты когда-нибудь задумывалась о том, что тебя носит твое тело?»

Кто-то сказал мне это недавно. Матушка Кэтрин? Нет – это был Восставший.

Раздался громкий возглас, и я инстинктивно отпрянула в сторону, прижавшись к борту телеги. Когда прильнула щекой к шершавому дереву, отступая от шквала звуков, одобрительные возгласы раздались снова. Это было мое имя. Они прославляли мое имя.

Мне не хотелось шевелиться. Но в конце концов одобрительные возгласы стихли, и у меня возникло тревожное чувство, что за мной наблюдают. С неохотой я подняла голову. Сквозь щели бортов на меня восторженно смотрели двое чумазых детей. После минутного раздумья один из них отломил кусок хлеба и протянул его вниз так, словно я была пугливым зверьком, которого нужно было выманить из тени.

– Ты одна? – спросил кто-то еще.

Я не заметила женщину, что стояла рядом с тележкой, лицо ее выражало озабоченность. Она выглядела так, словно наблюдала за мной уже какое-то время. Она потянулась к моему плечу, и я вздрогнула. Медленно она опустила руку.

– Не волнуйся, все в порядке. Ищешь, где можно поспать?

Она говорила тем же мягким тоном, что и капитан Энгерранд. Именно так сестры и разговаривали со мной, когда я только прибыла в монастырь голодным, безголосым ребенком с обожженными руками и настороженным взглядом.

– Если хочешь, можешь спать за нашей телегой, – продолжила она, когда я не ответила. – Мы не побеспокоим тебя. Смотри, вот лишнее одеяло…

Она отошла, чтобы поднять сверток с телеги. Внутри повозки лежал человек, его лицо и шея были испещрены пятнами скверны. Выжил он, видимо, только чудом. Целью духа было как можно скорее высосать из него жизнь. Всякий раз, когда в монастырь поступали трупы умерших от скверны, на следующее утро сестра Айрис отправлялась на разведку, выслеживая бродячих Увядших и Замерзших.

Мои мысли блуждали. Уловив движение, я вновь внимательно взглянула на женщину. Она расстелила на земле одеяло невдалеке от их костра, в тени.

– Вот, – сказала она, похлопывая по одеялу, словно я могла не понимать слов.

Это мне было привычно. Слишком измученная, чтобы волноваться, я забралась на одеяло, пока дети зачарованно следили за каждым моим движением. Не хотелось проводить ночь под пристальными взглядами, но и сил идти куда-то еще не осталось. Либо спать на одеяле, либо отключиться на земле. По крайней мере, у меня была утешительная нечеловеческая компания. За телегой был привязан мул, он прижал уши и сверкнул мне светлым глазом, прежде чем возобновить охоту за пучком травы, застрявшим под одним из колес.

Женщина вернулась к огню, собрала вокруг себя свою семью и тихо заговорила. Я не могла разобрать слов.

– Бедная девочка, – произнес мужчина. – Она такая тощая. Интересно, что произошло с ее семьей.

Я уловила обрывок ее ответа.

– Лучше не спрашивать, я думаю. Это выражение…

Насколько я знала, на моем лице не было никакого особенного выражения. Скорее всего, она имела в виду мое обычное, которое, как я предполагала, при определенном освещении могло казаться несколько встревоженным. Я зарылась поглубже в одеяло.

И не высунулась, когда она осторожно вернулась, чтобы положить что-то рядом: достаточно близко, чтобы дотянуться, но не настолько, чтобы напугать меня. Когда женщина ушла, я выглянула и обнаружила, что она оставила корочку хлеба. Мне стало интересно, была ли это та же самая пища, что ели ее дети чуть раньше. Они все еще были в повозке и наблюдали.

От ее сострадания стало не по себе. Мне следовало поесть, но дети нуждались в этом больше. Я перекатила хлеб к тележке и подождала, пока один из них заберет его, прежде чем отвернуться.

Восставший был бы зол, вернись он и обнаружь, что я не ела, но предпочел бросить меня, так что у него нет права возмущаться.

Засыпая, я слышала, как мужчина и женщина приглушенно разговаривают. Узнала, что первоначально они покинули свой город, чтобы посетить Бонсант на праздник святой Агнес. Во время путешествия на них напали, и к тому времени, когда семейство прибыло в Бонсант, разводной мост, который они называли «Призрачный Рубеж», уже был закрыт для всех, кроме тех, кто вез в город припасы.