Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени - Дженнифер Бенкау Страница 30

– О чем ты?

Что он имеет в виду, чего от него ожидать?

– Расскажи мне все. Я ткач снов, Майлин, – не знаю, понимаешь ли ты, что это значит. Пожалуйста, поговори со мной.

Лиам не просит. Он умоляет. И от звука его голоса сердце у меня сжимается.

– Все, о чем ты умолчишь, я додумаю сам. Но я не могу представить ничего, что не заканчивается темной глубиной Лирии или дном проклятого ущелья.

Его слова сбивают меня с толку. Это случайность или Лиам о чем-то подозревает?

– Что ты хочешь узнать?

Звучит глупо, сама понимаю, я просто тяну время. Но правда должна восторжествовать над страхом. Страх сильнее меня. И даже сильнее Лиама. Страх толкает меня, заставляя сесть на кровати.

– Хочешь узнать, не встретила ли я кого в Ирландии? Не появился ли у меня другой?

Помедлив, Лиам отвечает:

– Нет. Этого я знать не хочу. Ты вправе быть с кем-то. Но если ты думаешь, что у меня никого не было…

– Не было у меня никого, – холодно заявляю я. – У меня есть только ты.

Какое глупое дополнение.

– …то ты совершенно права.

Бросаю через плечо взгляд на Лиама: уж не смеется ли он? Нет, Лиам просто смотрит на меня. И вдруг делает легкое движение рукой. Приглашает снова лечь рядом, ненавязчиво, и я могу запросто притвориться, что ничего не заметила. Эта нежность поражает меня, и я падаю на грудь Лиама, не в силах сдержать слезы. Слезы облегчения, страха, радости, неуверенности. Всего, что накопилось.

– А теперь потихоньку, – просит Лиам, когда я успокаиваюсь, – не спеша, одно за другим. Неважно, сколько времени на это уйдет, ты должна рассказать мне все. Если только не хочешь, чтобы разыгравшаяся фантазия свела меня с ума.

За этими словами кроется настоящий хаос, и я понимаю – Лиам не шутит.

– Хорошо, – шепчу я.

Лиам гладит меня по голове.

– Лиаскай, – говорит он дрожащим голосом. – Она причиняет тебе боль?

Изумление Лиаскай смешивается с моим собственным.

– Нет. Вообще нет. Лиаскай никогда не делала мне больно. Сначала она пыталась мной управлять… Показывала мне ритуалы, свои творения. Лиаскай хотела, чтобы я видела прекрасное везде, любила все так же, как любит она. Но она быстро дала мне полную свободу. Да, я чувствую ее. Каждое утро она переливается во мне восхитительными красками. Но это не принуждение и не насилие. Просто диалог. Уверена, Лиаскай нравится быть со мной, видеть моими глазами все, что ею создано, чувствовать, – с этими словами я касаюсь груди Лиама, – моими пальцами. Она учится у меня, а я учусь у нее.

– Она знает, что… вредит тебе?

Лиам, спасибо тебе за такую осторожную формулировку. Иногда я сама забываю, что Лиаскай сожжет меня. Не через неделю, не через месяц, но в любом случае в ближайшие несколько лет.

– Лиаскай ничего не может с этим сделать. Только она не понимает, почему смерть меня страшит. Умерев, я стану частичкой ее самой. Рано или поздно это все равно произойдет. Через восемь недель или через восемьдесят лет – для Лиаскай такие тонкости не имеют значения. Но иногда она переживает.

Переживает за тебя, Лиам, потому что я вернулась.

– Мне кажется, она еще не все посмотрела и хочет узнать больше.

– А что ей от тебя нужно?

– Сначала она хотела, чтобы я заняла Трон. Но теперь… я не знаю. Кажется, ей интересно, что я собираюсь делать. Ей понравился путь, выбранный мною.

Лиам приподнялся на локтях.

– Этот путь, – тихо произносит он, – расскажи о нем.

И я рассказываю. Слова слетают с губ сами собой: как же легко открыть Лиаму все, что я разузнала, что пережила, начиная от возвращения в Ирландию. Следы отца, теневая тварь из дома в Дублине и обещание, которое я ей дала. Лиам не перебивает, крепко сжимает мою руку и старается дышать ровно. Только по его участившемуся пульсу я понимаю, какие чувства вызывает в нем рассказ об Истинной Королеве, заманившей меня в Бездонное Ущелье, где я заключила со второй ее половиной сделку, чтобы спасти Натаниелю жизнь. Лиам дрожит, когда я повествую о тяжелом пути, о снежной буре и обо всем том, что, по слухам, происходит во дворце.

Я закончила, поделилась всем, через что прошла без него. Лиам притягивает меня к себе и целует в лоб, а я чувствую, как заживают раны мыслей.

– Ты пожертвовала слишком многим, – тихо замечает Лиам, имея в виду воспоминания о сестре, которые мне пришлось отдать. – Но я понимаю, почему ты так поступила.

– Может, оно и к лучшему. Зачем мне воспоминания, если они так мучительны.

– А теперь не мучительно? – уточняет Лиам, будто сомневаясь.

– Нет. Теперь боль ушла.

– Боль нельзя вырезать.

– Но ее можно исцелить, – возражаю я.

– И ты веришь, что исцелилась? Я тоже пытался насильно вырвать боль из себя, – он кивает на покрытую шрамами руку, которой сжимает мою ладонь. – Это было необходимо, и я сделал бы это снова. Но сильная боль осталась. Глубокая рана. Она изменила меня, разрушила нечто важное.

Я вздыхаю.

– Мне не жаль. Без этих воспоминаний я стала сильнее, потому что они все время заставляли меня сомневаться. Теперь я… решительнее.

И будто в подтверждение моих слов глубоко в пустоте алым жаром вспыхнула мысль: «Я отомщу за сестру».

Поцелуй Лиама быстро рассеивает эту мысль, и я с благодарностью обнимаю его. Сейчас хочу одного – быть рядом с ним. До настоящей близости нам еще далеко, но какие-то улучшения есть. Приподнявшись, я наклоняюсь и покрываю поцелуями его губы, лицо, шею. Прерывисто выдохнув, он запрокидывает голову, когда я спускаюсь ниже, скольжу губами по груди, поглаживаю пальцами плоский живот.

– А ты, – шепчу я, проводя носом по его ключицам, не уверенная, что хочу болтать, – как ты поживаешь?

Лиам весело фыркает с закрытыми глазами:

– Разве не очевидно, что я в лучшем случае умер бы от тоски?

Качаю головой:

– Хватит меня дурачить.

– Все хорошо, – упорствует он, и любой другой поверил бы ему. – А теперь ты снова делаешь это, и все просто отлично.

– Делаю что? – переспрашиваю я, касаясь пальцами его живота.

– Я не это имел в виду, но… Майлин, – Лиам поджимает губы, и мне безумно хочется последовать его примеру.

– Ну уж нет! – требовательно шепчу я, когда он хочет меня поцеловать, и ласково прикусываю его нижнюю губу.

Дыхание Лиама сбивается.

– Я имел в виду и не это тоже. Осталась одна попытка.

– Ах! – нарочито невинно восклицаю я, опуская руку все ниже. – Но ведь это правильно, разве нет?