Шепот сквозь пальцы - Екатерина Полянская Страница 30

Пока шли, я маскировала нарастающую неловкость любопытством:

– Правда, что паладины не женятся?

Нейтральный вопрос, ничего такого.

– Как правило.

Лицо залил жар.

– То есть вы все… и королева…

Проклятье, я не могу произнести такое вслух. И кончики ушей горят.

– Для этого у нее есть целых три фаворита, – со смешком сообщил Шейнелл.

Эффект получился противоположный. Жар переполз и на шею.

Слухи ее величество Тамарин окружали всегда, подобно одному из ее великолепных нарядов. Красивая, умная и… женщина. За все это ее либо боготворили, либо смертельно ненавидели. Но никакие язвительные шепотки и косые взгляды не заставили королеву отказаться хотя бы от одного из трех правил. Она носила безумные платья, устраивала балы, от которых сотрясалась вся столица, и газеты постоянно писали о ее дорогих приобретениях. Она отвергла предложения нескольких десятков женихов, а когда лорды, оставшиеся во дворце еще со времен ее отца, попытались надавить на нее, просто вышвырнула их. Поговаривали, что она частенько отпускает обидные шуточки в адрес мужчин. И еще она громко заявила о праве женщины на удовольствия и стала менять любовников. И казнила нескольких мужей своих придворных дам, после того как те принялись воспитывать кулаками жен, последовавших примеру независимой королевы.

Зато при ней страна процветала, мы ни с кем не воевали, не было эпидемий и прочих ужасов. И она устраивала иногда специальные дни, когда любой мог прийти во дворец, рассказать о своей беде и получить помощь. Так что Тамарин в основном любили.

– Прошу. – Шейнелл распахнул передо мной дверь спальни, но сам благородно остался в коридоре.

Не глазеть по сторонам! Сначала дело. Пока сюда не вломился нетерпеливый дракон.

Однако в то время как пальцы справлялись с пуговками и крючками, взгляд пробежался по сторонам. Просторная, светлая комната. В ней не предполагалось ничего морского, кроме разве что покрывала на кровати лазурного цвета. Мягкий ковер, на котором так приятно стоять босиком. Пиджак, небрежно брошенный на стул. Какие-то документы и схемы, нарисованные и перечеркнутые, – ими был завален весь стол.

Сняла платье. Повертелась перед зеркалом. Нет! Ненавижу наглых драконов.

– Нашла? – нетерпеливо спросили из-за двери.

– Девушки так быстро не раздеваются.

Не знаю, почему этому мужчине все время хотелось язвить и противоречить, но я ничего не могла с собой поделать.

– Смотря для чего, – хмыкнул Шейнелл. – Давай скорее.

Расставаться с остальными лоскутками не хотелось, но пришлось. При этом чувствовала себя так, будто дверь и стена, отделяющие меня от мага, прозрачные. И рассматривать себя в зеркале было немного неловко.

Страшно представить, куда маленький паршивец запропастился.

Повернулась. Проклятье! Нашла.

Я уже упоминала, что драконы испытывают какую-то нездоровую слабость к девичьим выпуклостям? Ягодицу украшала небольшая татуировка. Точь-в-точь тот мелкий гаденыш, который напал на Годдс. Кошмар. Я беззвучно застонала и послала зеркалу беспомощный взгляд.

– Ну? – Терпение к драконьим добродетелям точно не относилось.

– Подожди еще немножко.

Хорошо, что я заперла дверь.

– Э-э-эй? – Чувствуя себя до крайности глупо и еще более неловко, я осторожно тронула рисунок. По ощущениям, кожа как кожа. Теплая. – Ты бы не мог перебраться, скажем, на руку? Или на плечо? А то мне надо предъявить тебя хозяину.

Ничего не произошло. Мрак.

– Шейнелл?

– Мм?

– А эта метка может перемещаться?

– Да, но, как правило, выбирает себе одно место и остается там, – просветили меня немного относительно драконьей магии. – Нашла?

Ненавижу драконов.

– Вроде того, – призналась обреченно.

– Показывай.

– Не могу, – громко сообщила я и добавила шепотом, трогая узор: – Ну, малыш, ну пожалуйста!..

Оба дракона страдали удивительной твердолобостью.

– Почему? – удивленно уточнили у меня.

– Метка выбрала такое место, которое я точно не хочу тебе демонстрировать!

Вторую наглую морду даже стукнула слегка. Если кому и стало больно, то мне самой.

– Вери, вряд ли у тебя есть еще что-то, чего я не видел. – Раздраженные нотки, проскальзывающие в приятном низком голосе, свидетельствовали о том, что он теряет остатки терпения.

– В сорочке, хоть и мокрой, не то же самое! – попыталась спасти остатки достоинства я.

На что Шейнелл нагло рассмеялся.

– Поверь, дорогая, в мокрой сорочке некоторые девушки умудряются выглядеть еще соблазнительнее, чем совсем без ничего.

Он применил магию. Понятия не имею, каким образом я поняла это до того, как что-либо произошло. Но благодаря подсказке так вовремя проснувшейся интуиции успела схватить платье и прикрыться им.

Замок щелкнул. Шейнелл шагнул в комнату. Я громко сглотнула. Дракон поменьше заинтересованно шевельнулся на насиженном месте. Я нервно хихикнула. Щекотно же!

– Где она? – требовательно спросил виновник бедлама в моей жизни.

– Не скажу! – воинственно вздернула подбородок я.

– Сам найду, – предвкушающе протянул Шейнелл и двинулся ко мне.

Почему все драконы такие гады?!

– Не приближайся, иначе завизжу! – пригрозила без особой надежды.

– Вперед, – одобрил мой мучитель.

Он подходил, я пятилась. Длиться это могло недолго, учитывая, что вскоре я бы уткнулась в стену. Однако закончилось все еще быстрее. Мы одновременно посмотрели в зеркало. И пока я краснела, понимая, что простора для драконьего воображения теперь не осталось, Шейнелл разглядывал метку.

Метка тоже его разглядывала, даже моргала яркими голубыми глазищами с вертикальными золотыми зрачками.

– Зато можешь не переживать насчет жениха. Метка к тебе не подпустит никого, кроме меня, – усмехнулся Шейнелл.

Заговорив мне зубы, он протянул руку к рисунку. Дальше все произошло очень быстро… Опять стало щекотно, и я ощутила, как передние лапки дракоши опираются о мою… не буду думать что. Тяп! И дракон побольше и понаглее отдергивает покусанный палец, а на ковер летит капелька крови. От смеха я чуть платье, которым прикрывалась, не уронила!

– Гаденыш мелкий! – прошипел Шейнелл.

– Так его и назову, – наслаждалась весельем я. Еще ровно миг. – Ай!

Поганец и меня укусил! За то самое, во что недавно упирались лапки. И предусмотрительно снова стал рисунком, пока его не прихлопнули.