На круги своя. Часть 2. Сбросить маски - Ольга Романовская Страница 30

– Этот? – магистр рассмеялся. – Он не скажет, да еще и навредит. Хватит того, что тридцать человек вырезал! – поднял палец дядя. – Не желторотых юнцов, магов! Не хочу рисковать, и так еле ошейник надели, в портал запихнули. Спасибо, посох сдох, а так бы не сдюжили. Мучения темного послужат уроком для наблюдателя. Заговорит – мертвого повесим. Нет – живого.

Значит, артефакт сел, раз ланги открыли портал. Хоть одна хорошая новость!

И вспышкой – наблюдатель, еще одного. Кто он, кого имел в виду Багесл? Разве ланги схватили двоих? Вряд ли, я бы знала, да и в замке бы шептались. Кого хотели припугнуть, а кого убьют этим вечером? Кто: приговоренный или наблюдатель, – висит в камере?

Одна мысль сменила другую. Внутри забрезжила надежда. Если Эллан жив, мы сможем уйти. Если… Он живой, даже не думай иное!

– Пойдем! – магистр Багесл тронул за плечо. – Нечего смотреть на падаль.

Он брезгливо покосился на дверь с зарешеченным оконцем.

Из камеры, в которой держали темного, раздался стон и злобное шипение:

– Сдохните, ланги!

Вздрогнула и прижалась к стене. Тело била крупная дрожь.

Сколько же боли в голосе! Что они делают с пленником? Пытают? Мнимые светлые! Они упиваются чужой болью, им нравятся чужие страдания. Стоят, наслаждаются каждым вскриком. Ненавижу!

Подобрав юбки, кинулась прочь.

Под ногами мелькали выщербленные ступени, я рисковала поскользнуться, только чудом не упала. Пронеслась по каминному залу, где отдыхали стражники, и побежала дальше, наверх. Магистр Багесл что-то кричал вслед, но я не слышала. В голове стоял крик-проклятие темного, перед глазами – убитые светлые.

Зажала руками уши и замотала головой.

Призраки прошлого, оставьте меня в покое!

Дыхание кончилось в галерее, опоясывавшей очередной зал. Замок старый, тут еще сохранились помещения в два – три этажа. Их освещали несколько рядов окон, пройти мимо которых можно вот по таким галереям, достаточно широким, чтобы обустроить в них проходные комнаты.

Привалившись к перилам, обмякла, словно кукла, и бездумно уставилась вниз. Пустота. Она манила, притягивала, но я не прыгну. Отошла от перил – отпустило.

Взгляд скользнул по стенам. Портреты. Странно, у лангов не принято рисовать предков. Любопытство на время вытеснило остальные эмоции, и я подошла к ближайшей картине. Поднатужилась и зажгла свет – в замке нашлась общественная магия, а стараниями Эллана я подтянула чародейские способности.

Лак потемнел, картина покрылась толстым слоем пыли, но я смогла различить черты лица. Мужчина. Молодой, полный сил, властный, но с грузом прожитых лет в глазах. Невольно засмотрелась и уловила нечто знакомое.

Кареглазый, с длинными ресницами. У краешка радужки – голубенькое пятнышко. Точно такое же было у меня до семи лет, а потом исчезло.

Уселась на пол перед портретом, продолжив изучать неизвестного мужчину, и чем больше смотрела, тем больше сходства находила. Мой нос, линия подбородка, и сам он не ланг. Почему? Серые не умеют пользоваться посохами, а человек сжимал жезл. Значит, маг.

Сердце екнуло.

Неужели наиви? Никогда прежде не видела мужчин-наиви.

И откуда здесь портрет?

Духи! Они все знают. Если я медиум, сумею договориться.

Сделала пару глубоких вздохов, успокаиваясь, и потянулась к дару. Он ответил, позволил слиться в единое целое. Мир вокруг изменился, наполнился цветными пятнами. Я и себя теперь видела как ослепительно белую сферу. От портрета исходило схожее свечение, только приглушенное. Если все правильно понимаю, так медиумы видели светлых. Но откуда в замке двоюродного дяди портрет наиви?

– Дария, вот ты где!

Волшебство разрушил недовольный голос магистра Багесла.

Свечение погасло, мир снова стал прежним.

Обернулась и, предупреждая выговор, спросила:

– Чей это портрет?

Магистр Багесл опешил, покосился на неизвестного блондина и отмахнулся:

– А, давно пора снять.

– Кто это? – настаивала я на ответе.

Не понравилось, ох, не понравился мне поведение дяди! Он юлил, значит, я затронула неприятную тему.

– Какая разница? – магистр стремительно терял терпение. – Допустим, прошлый хозяин замка. Пойдем, поможешь Наине.

Шить! Как я забыла, все незамужние девицы занимаются рукоделием. Сидят целыми днями, уткнувшись в пяльцы, а если прервутся, то чтобы помочь приготовить еду или накрыть стол.

– Я лекарь, – напомнила о полученном образовании, – от меня больше толку в лазарете.

– И без тебя справятся! – излишне резко ответил дядя и поволок прочь.

– У меня дар, я у… – запнулась и решила не уточнять, – всегда лечила. У мэтра Дорна спросите!

– И спрошу, – мрачно пообещал магистр Багесл. – Пошли!

Понятно, он просто всеми правдами и неправдами хотел увести от портрета. Вряд ли случайно. Значит, я обязана вернуться и попытаться поговорить с духами, в старых замках их множество.

Пальцы давно отвыкли от шитья, но я упорно сражалась с иголкой и ниткой. На душе было неспокойно. Внутренний голос шептал: «Поднимись, иди прочь!» В итоге, стоило Наине заклевать носом, тихонечко выскользнула из комнаты и поспешила на галерею. Дорогу запомнила, поэтому нашла быстро. Огня зажигать не стала, сразу потянулась к духам и приглушенно вскрикнула, когда прямо передо мной возник образ матери. Она шла по галерее и беззвучно пела.

К призрачной маме подошел мужчина. Он обнял ее, нежно поцеловал, бережно положил руку на живот.

– Мы выстоим, – звучал в ушах шепот давно ушедших. – Тебе нельзя волноваться.

– Я пойду с вами! – мать сжала руку… отца. Определено, тот мужчина с портрета – отец. Великая мать, я могла никогда его не увидеть, если бы не забрела сюда в порыве чувств! – Лишняя пара рук не помешает.

– Нет, – непреклонно покачал головой мужчина. – Ты останешься здесь. Ничего не случится, – успокаивал он беременную жену, – они приедут просто поговорить. Вокруг полно навсеев, одним нам не выстоять, нужна помощь лангов.

Мать закусила губу и неохотно согласилась.

Образы начали растворяться и наконец пропали.

Я звала, пробовала докричаться до матери, пусть мысленно – безрезультатно.

Какой из меня медиум, если не могу войти в контакт с духами!

Стиснув зубы, пробовала снова и снова, пока незримая ниточка тепла не повела за собой. Поспешила за ней и оказалась в заброшенной комнате. Сейчас ее использовали как кладовку, а прежде она, судя по всему, служила спальней. В углу стояла детская кроватка.

«День сменяет ночь, снова встает солнце. Спи, моя малютка, пусть солнышко тебе приснится» – пел незамысловатую колыбельную такой знакомый и родной голос.