Алхимистика Кости Жихарева - Михаил Успенский Страница 3

Казалось бы – о чём говорить умненькому мальчику с чемпионом силового экстрима?

А было о чём.

Ботан Филимонов сразу же заметил в могучем своём однокласснике перемены великие: ходит степенно, к порядку всех призывает, говорит мало, но странно… Словно отправляли Костю на лето в лагерь ролевиков, а он и до сих пор никак из игры выйти не может…

Теперь у любознательного ботана появилась возможность как следует порасспрашивать новообретённого друга: где был, что делал, кого видал, чему научился. Но каждое словечко ему будто гвоздодёром вытаскивать пришлось!

Он допрашивал Костю и в школе, и по дороге домой, и в спортзале (куда Жихарев самого ботана притащил за шиворот, чтобы обрёл хоть какую-то физическую форму), и в библиотеке, и за компьютером.

Замечено же, что настоящие фронтовики не очень любят вспоминать войну. Потому что ничего хорошего в ней нет. Вот и у Кости не все воспоминания были светлыми. Что доброго, к примеру, в княжеской тюрьме? Там даже туалета не предусмотрели.

Мало-помалу, деталь за деталью восстанавливал ботан Нил Филимонов картину Костиного пребывания по ту сторону реки Смородины, как скелет динозавра собирают из косточек.

В чудеса Нил не верил, потому как твёрдо знал, что даже самое священное чудо – всего лишь занимательная химия.

Но допустить, что Костя (парень, конечно, хороший, но… вы поняли) ухитрился сам выдумать про хождение за богатыристикой, тоже не мог.

А врать Жихарев-младший так и вообще не умел: сразу было видно.

Поэтому настырный ботан устраивал другу тест за тестом.

– Ты хотя бы одну тамошнюю песню спой! – говорил, например, Джульверн.

Костя краснел, пыхтел, наконец надумал ответ.

– Сам Добрыня Никитич решил, что гусляром мне сто пудов не быть, – сказал он. – Ни слуха, ни голоса. Да и песни там совсем другие, без драйву… Вы, нынешние, не поймёте! Вот разве что коня подковать могу или щей из семи овощей запарить…

– Ну, готовить ты и дома мог научиться!

– Да матушка меня на кухню вообще не пускает! – возразил Костя. – Чтобы не разбил, не своротил чего. Мне даже картошку чистить в коридоре приходится! А батя только прикалывается над нами. Вот на заставе была поварня – три версты в длину и пять в ширину!

Приврать малость у богатырей считается за обычай, ничего не поделаешь. Привирушка – не ложь, потому что она бескорыстная, чисто для красоты.

Костянтинушко наш запросто мог бы показать скептику Джульверну свои немалые уменья, обретённые на Руси Былинной. Но, как на грех, город Кислорецк в ту пору переживал очередной кризис, вызванный переделом собственности между бандитами, депутатами и чиновниками. Клуб верховой езды для богатых закрылся из-за отсутствия этих самых богатых, а лошадей куда-то отправили. Должно быть, на переподготовку. Так мамаши говорили деткам, чтобы не травмировать.

А местный кузнец Бомштейн из-за отсутствия заказов временно мигрировал в соседний город Вкуснятин, жители которого считались более зажиточными, потому что могли себе позволить если и не каминную решётку в особняке, то хотя бы кованую оградку для могилки.

Был ещё один вопрос, на который Костя не находил ответа.

– Сколько же ты времени там пробыл? – не унимался Филимонов. – Полгода? Год? Два?

– Там со временем трудно, – вздохнул богатырь. – Часы с календарём у меня спёрли, а когда вернули, так они стояли: завод кончился… Может, там часы и вовсе не ходят. Часов тогда не было. Да ещё там всю дорогу лето!

– Почему?

– Потому что летом сподручнее совершать подвиги: тулуп не мешает!

Ботан задумался.

– А зарубками на стене ты дни отмечать не пробовал, как граф Монте-Кристо?

– Да твой граф там бы на третий день сто пудов кони кинул! Вечером, после нарядов да тренировок, кое-как добредёшь до казармы и повалишься пластом – какие уж там зарубки!

– Да, и тут не срастается, – делал вывод ботан.

Потом открывал старый пухлый сборник былин и убеждался – числится среди богатырей русских некий Костянтинушко – правда, без подробностей, одно имя…

Ещё он подолгу изучал богатыристику, гладил пергамент, взвешивал на ладони печать князя Владимира и гадал: откуда взялась чудная сила этого странного документа?

В конце концов Джульверн потребовал представить самый главный аргумент, небитый козырь, неопровержимую улику.

Имелся в виду Колобок.