Жребий брошен - Александр Прозоров Страница 3

Невольница хмыкнула: можно подумать, она голым хозяина не видела! Но отвечать не стала, послушно отошла в кустарник и начала неторопливо надламывать ветки возле самых корней. Будута двинулся было за ней, но вдруг остановился, оглянулся на Олега и, повернув в другую сторону, тоже принялся расчищать место.

Ведун скинул рубаху, шаровары. Снял с ремня полный поясной набор: саблю, серебряную ложку в замшевом чехле, сумочку с несколькими монетками и туесками с самыми необходимыми зельями, один из двух ножей. Опоясался снова. Ремень сразу стал непривычно легким — он уже не тянул вниз, а будто рвался кверху, как воздушный шарик. Середин потер тряпицу на левом запястье, проверяя, на месте ли примотанный к руке православный крестик, потом хлопнул друга по плечу:

— Тут меня подожди, Любовод, не отходи никуда. Мало ли что…

— Не бойся, Олег, не оставлю, — пообещал купец и тоже начал раздеваться. — Коли что, враз выручать кинусь.

— Это хорошо…

Ведун повернулся к реке, плавно вошел по песчаному берегу в воду — по колено, по пояс, потом оттолкнулся и сразу нырнул, не закрывая глаза и крутя головой во все стороны.

Несколько лет, проведенных в этом мире, приучили его к тому, что, стоит хоть ненадолго сунуться в воду — обязательно рядом появится какая-нибудь нежить, привлеченная теплом живого тела, светом человеческой ауры. Кто из водяных обитателей ласки и любви ищет, кто согреться хочет, кровушки горячей испив, а кто и душу из тела высосать не прочь, дармовой энергией напитаться. Посему на глубине уши надобно держать востро. Разумеется, заговоры от водной нежити ему известны, знакомцы даже имеются среди холодного племени — но все равно, лучше не зевать. А то ведь в утопленники можно раньше перескочить, чем первое слово произнести успеешь.

Ведун проплыл несколько саженей вдоль самого дна, поглядывая по сторонам — однако хозяев реки не приметил. Он всплыл, нырнул снова, заскользил над перекатывающимся по дну крупнозернистым песком. Нет, никого. Ни шаловливых русалок, ни навок угрюмых, ни болотниц, ни даже мелкой какой нежити. И на глаза не попадаются, и крест у запястья не греется, присутствия магии не ощущает. Так оно, может, и спокойнее — но странно, очень странно. Это как озеро, в котором ни рыбка не плещется, ни комары по берегам не летают. Пусть и красивое — но воду из такого лучше не пить. И самому не следует купаться.

Середин устремился наверх, к поверхности, распугав стайку стремительных серебристых уклеек, вырвался на воздух, мотнул головой, вглядываясь в берега, и, уже не сильно беспокоясь за местные нравы, короткими саженками поплыл к застрявшему между камнями бревну. В крайнем случае, крест о приближении нежити предупредит, нечего голову раньше времени забивать.

Белый стволик, уходивший от крутого берега в глубину, и вправду оказался верхушкой мачты. Струйки прозрачной воды, играя пузырьками воздуха, перебирали привязанные чуть ниже поверхности веревки; крупные, торчащие в стороны, щепы указывали место, куда совсем недавно крепилась рейка впередсмотрящего и блоки для поднятия балки с парусом. Вырвало, видать, от удара. Но, если веревки уцелели наверху, так, может, и внизу, у бортов, на своих местах привязаны остались?

Олег взялся за одну из них, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и ринулся в глубину, быстро перебирая веревку руками. Погружение получилось стремительным — почти мгновенно заболели барабанные перепонки, защипало в носу и в глазах. Зато он легко добрался до судна, упокоившегося аккурат на самой стремнине, посередине реки, на глубине метра в четыре. С борта ладьи мелко дрожащая от волн поверхность казалась совсем рядом, ведун даже различил силуэт стоящего на берегу Любовода.

Отпустив веревку и цепляясь за борт, ведун пробрался на корму, увидел капитанскую хибарку, благополучно уцелевшую несмотря на катастрофу — но тут грудь начала гореть, и он, отпустив штыри для щитов, устремился наверх. Громко фыркая, отдышался, вернулся к камням. Вынул нож, срезал у верха одну из веревок, снова нырнул, перебирая по ней руками, добрался до борта, обрезал внизу, всплыл. Отделив от мачты вторую веревку, он привязал к ней первую и, крепко ухватив зубами, переплыл реку. Протянул конец купцу:

— Держи, друг, — а сам устало рухнул на песок.

— Что там? Как? Что это за конец? Ты нашел ладью?

— Нашел, — перевернулся на спину ведун. — Дай отдышаться. До нее что отсюда, что оттуда нырять одинаково. Но по веревке быстрее получится. Сейчас, согреюсь немного, да голова гудеть перестанет. Тогда и осмотрюсь внизу подробнее. Ты, кстати, как дверь в каморку свою запирал?

— Засов там обычный. Иногда я замок вешал, но токмо в портах. Ныне открыто должно быть.

— Сейчас, проверю… — Ведун нагреб себе на грудь немного теплого, прокаленного летним полуденным солнцем песка и закрыл глаза.

— Как же ты проверишь, если спишь, Олег?

— Не шуми. Я же не подводная лодка, чтобы сутками под водой сидеть. Дай продышаться.

— Дыши, дыши, друже, — дозволил купец. — А сундук с камнем, как войдешь, по правую руку вторым, поперек стоит. Ручки у него еще по бокам. Там свитки внутри, списки, грамоты. Не так серебро дорого, как они. За каждую полную цену платил, все новые, с поправками от купцов, в дальние края ходивших. На дне, в тряпицу завернутое, зеркало схоронено. То, что в подарок Зориславе готовил. Коли добудешь, хоть не так стыдно вертаться будет. Сам, может, и бос, да подношения драгоценные. Его спутать трудно, сундук этот. У всех рукояти большие и обычные, а у этого вычурные, и размером он меньше…

— Да иду, иду, — сломался Середин. Поднялся, стряхнул песок, забрал у Любовода веревку, сделал несколько глубоких вдохов и нырнул, быстро перебирая руками «путеводную нить».

Спустя секунд пятнадцать он оказался у борта ладьи, прошел по ней руками, увидел запертую дверь хозяйской каморки и… Воздух в легких кончился, пришлось всплывать.

— Ух, — вырвавшись на поверхность, фыркнул Олег, крутанулся и понял, что в его тактике необходимо что-то немедленно менять. Во-первых, веревка с берега, по которой так удобно было добираться до затонувшей ладьи, вела не в то место. Лишние десять шагов вдоль борта не оставляли ему времени и воздуха для обследования каморки. Во-вторых, по этой веревке было удобно добираться сюда с берега — но вот отсюда, с поверхности, куда он выскакивал за воздухом, опускаться обратно в глубину получалось не так-то просто. А в-третьих, мешало течение, что уносило его с совершенно ненужной старательностью.

— Эй, колдун! Ты куда?!

— Сам бы поплавал, — буркнул себе под нос Середин и стремительными саженками поплыл к берегу. — Что за место такое проклятое? Никакой нежити! Хочу русалку. Обычную, синюю от холода и голода русалку. Поцелуй русалки — и я бы спокойно сидел под водой, пока все до ящика наверх не перетаскаю. Да и Любовод по-родственному наверняка бы договорился… Так нет, когда нужны — даже анчутка ни один не появляется.

Выбравшись на сушу, Олег забрался по камням к могучим соснам, нашел под одной из них крупный сук толщиной в две руки, уже сухой, как порох, вернулся к мачте. Войдя в воду, срезал еще одну веревку, привязал ветку к ней, отпустил. Вода радостно зашипела, подхватывая деревяшку, вынесла на стремнину, и там сосновый сук запрыгал, то ныряя под воду, то снова выскакивая на поверхность.