Ночь на площади искусств - Виктор Шепило Страница 3

— Вовремя! Ох, как вовремя, небо, ты сверкаешь, негодуешь и грозишь! — продолжала простоволосая женщина, — Благодарю! Прошу тебя об одном: помоги найти моего Анатоля! Слышишь?! Или забери и меня в свою сияющую бездну! Это прошу я, в прошлом великая грешница, а ныне покаявшаяся Мария из Марселя!..

Люди, нашедшие себе укрытие, не понимали, что за Мария, из какого Марселя, — ведь отсюда очень далеко до Марселя. Может быть, слова Марии и не поразили бы так, если бы вой ветра и пушечные удары грома не усиливались через чувствительные микрофоны. Те, кто следил за празднеством у включенных радиоприемников, восприняли это как начало театрализованной программы. Режиссер не стал отключать трансляцию, чутьем угадав фестивальную рекламу. А Мария стояла с поднятыми руками и продолжала взывать:

— Анатоль! Где тебя искать? Неужели ты увидел неведомые поля асфоделей и потерял даже память и скорбь по этому миру?

В небе появилась какая-то птица. Она то стремительно набирала высоту, то снижалась, трепеща крыльями. Вдруг ослепительно сверкнула молния, ударил гром, и к ногам Марии упала горлица. Птица была оглушена, ее голова судорожно дергалась, крылья били по настилу. Мария опустилась на колени, подняла птицу, погладила нежно рукой.

— Анатоль, — сказала она тихо и посмотрела вверх, — Неужели небо услышало и вернуло твою раненую душу?

Но небо молчало. Гроза уходила в сторону, тучи рассеивались. Появились крупные золоченые звезды. Засияла небесно-чистым голубым светом луна. Тишина и покой воцарились на площади Искусств. Мария, прижимая к груди бьющуюся птицу, удалилась в один из переулков, примыкающих к площади.

Первое время площадь оставалась совершенно пустой. После громового ливня повисшая тишина казалась неправдоподобной. Тишина и пустота настораживали. Никому не хотелось выходить из своих укрытий. Там было тесно, но безопасно, потому уютно. Люди, отсиживаясь и переглядываясь, чего-то ждали. Как-то вдруг все началось и мигом исчезло: буря, молнии, гром, ливень, странная женщина у микрофона… И вот уже ничего нет. Тишина и лунное сияние. И вообще, было это или не было?

Наконец на площади появился одинокий согбенный человек в мокром фраке. В руках его была валторна. Усталой походкой он добрел до эстрады, сел за пустой пюпитр, достал из фрачного кармана нотный лист, затем посмотрел вверх, медленно поднес мундштук к губам, и над пустынной площадью поплыла простая нежная мелодия. О, что это была за мелодия! Ее не повторить, но и не позабыть никогда…

Потом на площади появились две старушки. Одежда на них была совершенно сухая. Строгого покроя светлые платья, темные жакеты и шляпки-канотье. Под музыку они пересекли площадь и повернули назад. Казалось, они вот-вот начнут танцевать менуэт. Под звуки валторны старушки удалились, и в воздухе появились какие-то хлопья. Снег? Пух? Нет, это был пепел. Сотни изумленных глаз смотрели из укрытий.

Что-то поминальное было в этой живой картине. Пепел медленно кружил над площадью, падая на фрак валторниста, канотье старушек, и тут же исчезал. Какое-то время пахло гарью, но и это прошло. Скоро все прошло. Площадь опустела — старушки удалились, валторнист взял свои ноты и тоже ушел. Спектакль окончился.

Первым на площади Искусств появился Мэр. Он спокойно выкатил на своем ландо, запряженном парой великолепных лошадей. Выйдя из коляски, Мэр осмотрелся, сверил собственные часы с часами ратуши. На сей раз часы показывали точное время. Увидев шефа, на площадь поспешили его заместители, затем неспешно стали появляться из своих укрытий музыканты оркестра, горожане, гости. Выходили с опаской, словно ожидая еще какого-нибудь подвоха. Кто-то даже вышел с поднятыми руками, словно сдаваясь в плен. На весельчаков серьезные люди поглядывали с подозрением. Кому-то показалось, что городской воздух пропитан непонятными ароматами. Возникли споры.

— Какая свежесть! — восторгался один, — И пахнет удивительно. Черемухой.

— Да что вы, — возражал другой, — Пахнет чем-то жареным.

— Отчетливо слышу. Черемуха.

— Откуда в конце лета черемуха?

— Не знаю. Но пахнет.

— Пахнет жареным.

— Пареным?

— Нет. Жареным.

Спорщики начали заводиться, привлекая к себе внимание. Тут вмешался Мэр.

— Господа, перестаньте, — сказал он примирительно, — Прошел обычный летний дождь. Очень кстати. Город стал еще краше. Сейчас поправят оформление и будем начинать праздник.

— Чем же все-таки пахнет? — не унимались спорщики.

Мудрый Мэр вздохнул.

— После такого ливня все запахи обозначились резче. Черемухой? В этом сезоне у дам в моде черемуховый аромат. Жареным? Вокруг столько харчевен. Я улавливаю еще множество запахов. Старые городские стены пахнут прибитой дождем пылью столетий. Пахнет хорошей сигарой, цитрусовым маслом, горячим шоколадом, мимозой, маргаритками и, если угодно, коварной изменой и ревностью. Все! Довольно! Будем начинать праздник!

Зазвучали призывные фанфары. Мэр тем временем подозвал своих помощников и сквозь зубы спросил:

— А по-вашему, чем пахнет?

— Скандалом, — ответил Первый.

Мэр лишь отмахнулся.

— Нет, все-таки мне придется избавиться от своих помощников, навязанных служебным расписанием. Достаточно мне дорогой супруги. А в помощники возьму Провидение и Совесть.

Произнеся эту историческую речь, Мэр отошел в сторону и погрозил пальцем директору концертного зала Ткаллеру. Не раз он говорил ему, какое сомнительное и рискованное дело он затеял. Да, рискованное… А может, действительно, совпадения случайны? Может, в канун праздника любая неожиданность выглядит огорчительной и настораживает?