Кошка, которая умела плакать... - Наталия Аникина Страница 3

…И стоит тебе пустить в своё сердце это малое зло, стоит поступить так, как не подобает твоей расе, стоит начать жаловаться на жизнь — они заметят тебя. И придёт к тебе женщина-зверь со светящимися глазами и острыми клыками. Она околдует тебя речами о том, что всё зло в тебе — есть добро, и утащит в своё логово, в обитель порока на проклятую синюю звезду, где нет места теплу и истинному свету, где только ненависть и жажда крови будут согревать тебя. Холодным пламенем они сожгут твою душу, и не останется в ней места для красоты и благородства, сострадания и чести. Ты станешь так ужасен в своей мерзости, что даже твои друзья будут охотиться на тебя, как на зверя, ибо бездушным зверем ты станешь.

Сказка лиддарианских эльфов

Зелёное пламя толстых белых свечей отражалось в отполированной поверхности чёрной столешницы и заставляло десятки расставленных на ней бутылок таинственно мерцать. Казалось, что это вовсе не обыкновенная стойка, а стол в полной страшных секретов лаборатории алхимика, на котором замерли магические сосуды, таящие в себе чудесные и опасные эликсиры и зелья. Впечатление усиливалось пульсирующим голубоватым сиянием, заполняющим проём стены позади стойки. Оно казалось порталом, ведущим в иные волшебные земли, но на самом деле было самым обычным зачарованным занавесом, не позволяющим запахам блюд, готовящихся в расположенной за ним кухне, просачиваться в залу. Такая мера была необходима, потому как некоторые из посетителей таверны предпочитали кушанья, имеющие, мягко говоря, неприятные для других существ ароматы.

Хозяину заведения, именуемого «Логовом Змея», было особенно важно, чтобы никакой неприятный запах не раздражал его чуткое обоняние. Для этого высокого юноши с каштановыми волосами его уникальный нос был куда более важным органом чувств, нежели глаза или уши, и доставлял своему обладателю — танаю, которого, кстати, звали Ирсон Тримм, — множество проблем. Любой резкий запах воспринимался им, как горсть песка, брошенная в глаза, или оглушительный крик в самое ухо. Но у такого острого обоняния были и положительные стороны: пользуясь им, можно было, например, мгновенно определить состав любого зелья, качество продуктов и напитков. А именно напитки, доставляемые в «Логово» из самых разных земель Энхиарга, а также из множества мест за его пределами, были тем, ради чего стекались сюда сотни существ. Выпивка, которой торговал Ирсон Тримм, была особенной и посему очень дорогой. Она действовала на эльфов, танаев и прочих существ, наделённых природным иммунитетом к опьянению, так же хорошо, как обычное вино на людей.

Ирсон Тримм нашёл никем не занятую нишу в торговом деле и зарабатывал на чужих слабостях неплохие деньги. Клиентов у него всегда было в достатке, и обычно это очень радовало хозяина. Но сегодня был необычный день, и Ирсон мечтал поскорее избавиться от посетителей.

Сейчас он медленно прохаживался за стойкой мимо своего разлитого в причудливые бутылки богатства и с раздражением наблюдал за припозднившейся компанией магов — единственных посетителей, оставшихся в огромном зале. Весёлая компания из четырёх молодых волшебников отмечала окончание обучения в Линдоргской Академии. Только вчера они получили вожделенные дипломы и посохи — бесполезные, но красивые символы их нового положения. Двое из них, оживлённо спорящие за столом, были людьми, получившими в придачу к дипломам бессмертие, третий принадлежал племени элаанских эльфов, а ещё один, стоящий поодаль у чёрной, отполированной до блеска колонны, родился от брака налара и человека. Несмотря на свое разное происхождение, маги вели себя как молодые бычки, которых выпустили на первое весеннее солнышко после полуголодной зимовки в темном, душном хлеву. Они опьянели не столько от вина, сколько от сознания того, что весь этот кошмар, именуемый обучением в Линдоргской Академии, наконец-то кончился. Радость распирала их, и, не зная, как еще выразить ее, они то и дело опрокидывали стулья, стучали кружками по столу, требовали все новые и новые блюда, пели дурными голосами и… не оставляли Ирсону никакой надежды на то, что скоро разойдутся.

Не в силах больше смотреть на все это, танай отвернулся и остановил взгляд на более приятных для него предметах. Это были две статуи улыбающихся алайских девушек. Одна была вырезана из редчайшего медового дерева, которое росло только в лесах Элленики, другая — из чёрного ствола каменного дуба. Каждая держала в высоко поднятой руке светильник в виде бокала, который освещал стойку и наполненные бутылками шкафы за ней. Ирсон знал девушек, послуживших моделями для этих статуй, но никогда никому об этом не рассказывал, да и кто бы поверил в то, что у таная-полукровки, ничем особо не выделяющегося хозяина таверны, могут быть такие друзья? Обе они были тал сианай — не просто приближёнными богини Аласаис, а частью её, проводниками её воли.

Единственным, что объединяло Ирсона с этими прекрасными хвостатыми созданиями, было то, что все они принадлежали к Старшим расам Энхиарга — народам, обладающим самыми необычайными способностями, чья жизнь обычно скрыта от посторонних глаз непроницаемой завесой тайны. Многие жители этого мира отдали бы что угодно за возможность заглянуть за неё, испытать на себе, что значит быть танаем или алаем (хм… вряд ли нашёлся бы хоть кто-то, кто всерьёз захотел бы почувствовать себя драконом Веиндора). Ирсон же не видел в своём происхождении никакой романтики и считал, что текущий в его жилах коктейль из крови Старшей расы, смешанной с кровью Младшей, получился, мягко говоря, средненьким.

Особенно его заботили унаследованные от матери чешуйки, которые постоянно появлялись на его лице в самых неподходящих местах. В сочетании с усыпавшими его лицо конопушками они смотрелись до неприличия комично, что, разумеется, раздражало таная. Вот и сейчас хозяин «Логова Змея» непрестанно почёсывал красующуюся под левым глазом жемчужного цвета пластинку. Ещё одна матово поблёскивающая чешуйка пристроилась на подбородке.

Ирсон с тоской посмотрел на не желающих расходиться магов и недовольно пробурчал что-то себе под нос.

Один из них все еще стоял у чёрной колонны и методично плевал на неё. Ирсон усмехнулся — все выпускники Линдорга одинаковы. За неделю до начала выпускных экзаменов этой известной Академии магии он попросил знакомого волшебника наложить на колонну заклятие, позволяющее тому, кто смотрел в её отполированную до зеркального блеска поверхность, видеть в ней лицо самого ненавистного ему существа. В это самое лицо можно было от всей души плюнуть, пока оно не ушло обратно в глубь камня. Если плевок был точным и своевременным, иллюзия обиженно морщилась и делала комичные попытки увернуться. Так вот, это простенькое развлечение, которое любой маг мог устроить себе в собственных покоях, привлекало немалое внимание замученных вечными экзаменами и издевательствами линдоргцев. К ним с неизменной важностью и величественностью выплывала фигура Ректора, редкостного изверга, который в равной степени ненавидел и своих студентов, и коллег. Она немедленно атаковалась смачным плевком прямо в высокомерную морду. То, что это можно было сделать, не прячась в своих покоях, а вроде как публично, приводило высоколобых магов в неописуемый восторг.