Холопы - Валерий Казаков Страница 3

Глубокие раздумья или упоительную дрему барина нарушил слуга, вернувшийся с источающим аромат кальяном. Прижился в новой цивилизации этот благоуханный кувшин опиокурилен развратного Востока, сквозь дремоту подумал Енох.

– Поберегитесь, господин наместник, кипяточку подолью, а то, чай, водица остыла.

Енох вытащил из купели ноги и в который раз подивился, до чего же мудр и велик народ. Полвека не прошло, а былые привычки и навыки к услужению уже восстанавливаются, и что самое главное – язык, исконный, великий язык воскресает. Столичные штучки изобрели какую-то тарабарщину и назвали его новым госязыком. Спору нет, народ его со временем одолеет, но говорить меж собой на нем не будет, к исконному вернется и на том будет стоять. Сам он сибруссинский язык знал неплохо, в свое время даже стихи на нем одной объеврочке писал. Но стихи – одно дело, а вот бумаготворчество и крючкотворство посложнее будет.

– О, черт, горячо! – вскрикнул Енох, дрыгая ногами. – Может, хватит, Прохор?

– Так извольте, вот полотенце. А водица не так уже и крута, – макая в таз локоть, промолвил, оправдываясь, человек, – просто, пока я воду подливал, кожа у вас поостыла, а вы быстро ноги в подогретость и окунули.

– Хорошо, братец, не ворчи. Отставь полотенце, видно, ты прав, привыкли ноги, вот уж и не горячо. Давай сюда кальян.

Вообще-то Енох не курил. За всю свою жизнь, в каких бы передрягах ему ни доводилось бывать, он не закурил ни разу, чем несказанно гордился, а вот против моды на кальян устоять не сумел. Да и как здесь устоишь, когда во всех салонах, во всех VIP-клубах, даже во многих властных заведениях – везде кальян. Вон последний Преемник прямо перед телекамерами к кальяну подсаживается. Даже назначение Еноха оком Преемника в этой дыре без кальяна не обошлось. Шестой визирь, ведавший при Верховной канцелярии кадровыми вопросами, был заядлый анашист и взяточник, взятки брал дорогими кальянами и лучшие передаривал первому лицу государства, за что на своем месте и сидел вот уже который год. Енох же Минович запретных зелий не курил, а так, баловался ароматами, набирая вкусный дым в рот и выпуская его через ноздри. Отложив мундштук в сторону, он с приятным удивлением обнаружил на резном журнальном столике со стеклянной столешницей кружку зеленого чая и серебряные вазочки с конфетами и сдобным печеньем.

– А что, Прохор, мой предшественник тоже ноги перед сном парил и кальяном баловался?

– Да полноть вам, барин, – убирая курильню и пододвигая столик с кушаньями, воскликнул слуга, – какой там! И не упомню, мыл он их вообще али нет. Разве раз в неделю в бане, да и баню не каждую неделю мы ему топили. Диким был. Иной раз среди ночи вскочит, хвать автомат и давай палить в окно, что на реку выходит. «Меня, – кричит, – за здорово живешь не возьмешь!» – и гранатой. Я, барин, страху натерпелся! Да и не я один, мужики наши тоже. А они не робкого десятка. Многие на Кавказских войнах, как и этот бедолага, воевали. Хорошо хоть с ним ординарца путевого прислали, он патроны взаправдашние попрятал, а оружие шумихами снарядил, ну и из гранат сердцевину повытаскивал, так что без крови обходилось. А так-то службу справлял – весь удел его боялся! Ежели что, на расправу был скор, судов и конвоев не дожидался. Сам и осудит, сам и к высшей демократической мере приведет. Этот его ординарец, бывало, позовет меня подсобить, преступника закопать, а чаще за бутылку родне сбагрит, да и дело с концом.

– Наслышан я, свинство полное! Но ты мне про его исчезновение поведай. Вот где туман-то, а гранаты да самосуды – это все глупости.

– Боязно, барин, может, к ночи-то и не стоит? Больно мутная история приключилась. Вы уж помилосердствуйте, Енох Минович!

Енох сперва хотел настоять на своем, но что-то неясное словно толкнуло его внутри, и он не стал настаивать. Время действительно было позднее, а с утра ему тащиться в губернский город, с первым докладом, к начальству.