Рубин во мгле - Филип Пулман Страница 3

– Маленький мерзавец! – пробормотал он. – Я должен был это предвидеть. Не угодно ли чашку чаю, мисс? Вряд ли мистер Шелби побеспокоился об этом, не так ли?

– Нет, благодарю. Я должна идти. Моя тетя будет волноваться… Я понадоблюсь полицейскому?

– Полагаю, уже через минуту. Он спустится к вам сюда. Как… э… как же это случилось с мистером Хиггсом, что…

– Мы разговаривали о моем отце, – стала рассказывать Салли, – как вдруг…

– Слабое сердце. С моим братом случилось то же самое на прошлое Рождество. Он пообедал, закурил, а затем грохнулся лицом в блюдо с орехами. Ох, прошу прощения, мисс. Я не должен был вспоминать об этом.

Салли покачала головой. Тем временем спустился полицейский, записал ее имя и адрес и ушел. Она еще недолго побыла у портье, но, помня предостережение Джима, ни словом не обмолвилась о письме. А жаль, потому что он-то как раз мог бы ей что-нибудь рассказать.

* * *

Как мы видим, убийство не было целью Салли, несмотря на то что в сумочке у нее лежал пистолет. Действительная причина смерти мистера Хиггса – письмо, пришедшее только этим утром и пересланное адвокатом на Певерил-сквер, Айслингтон, в дом, где жила Салли. Дом этот принадлежал дальней родственнице ее отца, суровой вдове по имени миссис Риз, и девочка, к своему сожалению, жила здесь с самого августа.

Ее отец погиб три месяца назад, когда шхуна «Лавиния» пошла ко дну в Южно-Китайском море. Он отправился туда, чтобы проверить странные несостыковки в отчетах агентов своей компании на Дальнем Востоке – а в этом он мог разобраться только на месте. Перед отплытием он предупредил Салли, что это может быть довольно опасно.

– Я хочу поговорить с нашим человеком в Сингапуре, – сказал мистер Локхарт. – Это голландец по имени ван Иден, очень надежный малый. Если я почему-то не вернусь, только он объяснит тебе почему.

– Разве ты не можешь послать кого-то вместо себя?

– Нет. Это моя фирма, и я должен сам решать свои проблемы.

– Папа, ты обязательно должен вернуться!

– Конечно, вернусь. Но ты будь готова ко всему. Я же знаю, какая ты храбрая. Хвост морковкой, девочка! И думай о маме.

Мама Салли погибла во время восстания сипаев, пятнадцать лет назад, убитая выстрелом в сердце из ружья, в тот самый момент, когда ее пуля сразила повстанца наповал. Салли, единственному ребенку в семье, было тогда несколько месяцев. Ее мать была страстная, необузданная молодая женщина, она ездила верхом как казак, стреляла как мужчина и курила (восхищая и без того восхищенный полк) крошечные черные сигары в костяном мундштуке. Она была левша, поэтому она и держала свой пистолет в левой руке, поэтому она и сжимала Салли правой, потому-то пуля, поразившая ее сердце, миновала ребенка; но она задела ручку и оставила шрам.

Салли совсем не помнила матери, но она ее очень любила. С тех пор ее растил отец – и очень чуднo, по понятиям досужих сплетниц; но в то время отставка капитана Мэтью Локхарта и начатая карьера простого судового экспедитора были сами по себе очень странными поступками. Мистер Локхарт сам учил свою дочь по вечерам, а днем она делала что хотела. В результате ее познания в английской литературе, французском, истории, искусстве и музыке были не очень существенны, но у нее был мощный фундамент в основах военной тактики и бухгалтерии, близкое знакомство с делами фондовой биржи и практические знания об Индии. Кроме того, она отлично ездила верхом (хоть ее пони и не был в восторге от казацких замашек своей хозяйки), и на четырнадцатилетие отец купил ей маленький бельгийский револьвер, который она везде носила, и научил ее стрелять. Теперь она стреляла не хуже своей матери. Она была одинока, но вовсе не несчастна; единственное, что портило ей детство, был один кошмар.

Он снился ей раз или два в год. Она начинала чувствовать удушье от нестерпимой жары – в полной темноте, – и где-то неподалеку мужской голос кричал в ужасной агонии. Тогда среди тьмы пробивался мерцающий свет, как свечка у кого-то в руках, будто кто-то торопился впереди нее, и другой голос начинал плакать: «Смотри! Смотри на него! Боже мой, смотри…» Но меньше всего на свете она хотела смотреть туда; и в эту секунду Салли просыпалась задыхающаяся, в поту и слезах от страха. Прибегал ее отец, успокаивал, и вскоре она засыпала снова, но ей нужно было не меньше дня, чтобы прийти в себя.

Тем временем подошло время отплытия мистера Локхарта, недели разлуки и под конец – телеграмма о его смерти. Тотчас же его адвокат, мистер Темпл, взял на себя заботы обо всех делах. Дом в Норвуде был заколочен, слуги распущены, пони продан. Походило на то, что в завещании ее отца или в установленной опеке была какая-то неправильность, так что Салли оказывалась куда беднее, чем полагали все. Она была отдана под присмотр четвероюродной сестре мистера Локхарта, миссис Риз, у нее она и жила до того утра, когда пришло письмо.

Когда Салли распечатывала его, она думала, что оно от того самого голландца, мистера ван Идена. Но в бумаге была прореха, а почерк – неаккуратный и какой-то детский. Вряд ли хоть один европейский бизнесмен позволил бы себе так писать. Вдобавок ко всему, оно было без подписи. Потому-то она и пошла в контору отца, в надежде, что кто-нибудь да объяснит, что все это значит.

И она установила, что кто-то действительно знал.

Салли вернулась на Певерил-сквер, который ни минуты не считала домом, и предстала перед миссис Риз.

У нее не было собственного ключа. Таков был один из способов миссис Риз дать ей почувствовать себя неуютно: Салли приходилось звонить в колокольчик всякий раз, когда она возвращалась в дом, и служанка, которая впускала ее, всегда показывала девушке, какие необыкновенно важные дела ей пришлось прервать ради этого.

– Миссис Риз в гостиной, мисс, – холодно сказала она. – Она велела передать, чтобы вы немедленно явились к ней, когда вернетесь.

Тетка сидела перед слабым огнем и читала том проповедей своего мужа. Она и не взглянула на вошедшую, которая с ненавистью вперилась глазами в ее поблекшие рыжие волосы и мертвенную кожу. Миссис Риз еще не перевалило за пятьдесят, но она рано поняла, как ей подходит роль старой тиранки, и наслаждалась ею вовсю. Она вела себя так, будто она беспомощная старуха и за всю свою жизнь и пальцем не пошевелила ни ради себя, ни ради кого-то другого, поэтому присутствие гостьи радовало возможностью всячески ее шпынять и притеснять.

Салли встала у огня, подождала немного и наконец заговорила:

– Извините, что я опоздала, миссис Риз, я…

– Тетя Каролина, сколько ж можно повторять, – сказала та раздраженно. – Мне сказал адвокат, что я твоя тетя. Я так не считаю. Я этого не добиваюсь. Но я не собираюсь этого избегать.

Ее голос тянется и скрипит, думала Салли; и она будет говорить так долго и медленно…

– Служанка сказала, вы хотели меня видеть, тетя Каролина.

– Я сделала попытку представить себе твое будущее. Это было безуспешно. Ты собираешься пробыть здесь всю жизнь, хотела бы я знать? Или пяти лет было бы достаточно? Или десяти? Я только пытаюсь представить себе масштаб времени. Совершенно очевидно, что у тебя нет никаких перспектив, Вероника. Ты думала хоть когда-нибудь об этом, хотела бы я знать? Что ты вообще умеешь?