Красный вереск - Олег Верещагин Страница 3

…В шаге от Бранки Олег почти столкнулся с Гостимиром, но тот лишь весело улыбнулся, махнул рукой и поспешил куда-то в сторону. А Бранка с улыбкой протянула руку навстречу мальчишке, который тоже улыбнулся и принял ее ладонь обеими своими руками.

— Ты пришла проводить меня.

— Да… — кивнула Бранка.

— Правда?! — окончательно просиял Олег. Девушка покачала головой:

— Одно не веришь еще — твоя я? — и она крепко поцеловала Олега в губы.

— Я видел тебя…но не поверил, что ты — ко мне, — Олег вздохнул: — Вот, видишь…Я ухожу, но не туда, куда мы думали. И все равно — может быть совсем.

— Может статься, — спокойно ответила Бранка: — Так я стану ждать тебя, Вольг.

— А если я… — Олег помедлил и все-таки не сказал этого слова:- Если я не вернусь?

— Может статься, — повторила Бранка: — Будет так — убью я себя. Тем часом, как уверюсь, что потухла твоя звездочка.

— Не говори так, — Олег коснулся ладонью губ девушки. — Я вернусь с победой.

— Йой! — вдруг оживилась притихшая было Бранка. — Без памяти стою! То тебе! — и она развернула на пальцах сине-алую головную повязку с вышитой золотом мордой рыси: — Волосы твои коротки, да все одно бери.

— Конечно, — Олег сложил повязку и опустил ее в карман ковбойки — левый.

— Я ее здесь носить буду… ну а успею обрасти, она на свое законное место перекочует!

Бранка протянула руки, взялась пальцами за локти Олега. Тихо прошептала:

— О чем речь ведем… об этом ли надо…

— Я не знаю, о чем, — беспомощно ответил Олег.

— Так помолчим.

— Помолчим.

Они застыли, глядя друг другу в глаза так, словно на всю жизнь хотели запомнить друг друга. И таких пар много было вокруг…

…Шум и голоса, донесшиеся от ворот крепости, заставили обернуться всех разом. Горцы с изумлением уставились на людей, входящих на площадь.

Тут было человек триста, шедших в подобии строя — мужчин и юношей в возрасте от 15–16 до 50–55 лет. Разно, но удобно одетые, они шли с топорами, заткнутыми за пояса, рогатинами на плечах, охотничьими ножами, самострелами, виднелись несколько ружей… Над головой строя колыхался черный флаг с

золотым прямым крестом.

Эта полутолпа-полустрой, до отказа забив свободное пространство у башни, замерла. Стоявший рядом со знаменосцем Степаньшин — на плече у него было ружье, у пояса — топор и нож — выступил вперед, обвел горцев взглядом, всем земно поклонился и начал:

— Вот оно что… Знаем мы все дела. Трое суток еще назад приходили к нам по вескам послы с юга. Собрали мужиков и начали говорить… Порешили мы их, — жестко оборвал сам. себя лесовик: — Стали судить промежь собой — не по-божески получается, — остальные дружно загудели, подтверждая его слова. — Уж сколько лет бок о бок живем, и зла мы от вас не видели. Вот мы тут собрались… Ну и пришли, значит. Потому и в Писании сказано: "Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!" Принимайте и нас в свое войско! — и он снова поклонился, а за ним — весь отряд.

Горцы замерли в изумлении. Отважные, гордые — и высокомерные от этой гордой отваги, они всегда смотрели на лесовиков свысока, не считая их способными на сознательную активность. Но вот стояли люди с оружием в руках, которые шли всю ночь и весь день до нее — на смерть "за други своя".. и многим из горцев стало СТЫДНО…

Потом поднялся радостный и дружный крик. Горцы смешались с лесовиками. Гоймир резким, коротким жестом указал Степаньшину место рядом с собой. Тот надел шапку, принял знамя и легко взбежал на приступки башни…

* * *

Светлым северным вечером вокруг Рысьего Логова горели костры. Завтра с рассветом надо было выступать, но никто не спал и нигде не было слышно причитаний. Воина не провожают слезами. Зато много слышалось песен — самых разных: под гусли, волынки, резкие рожки-кувиклы. И много было танцев.

Олег с Бранкой не расставались. Переходили от костра к костру, нигде не задерживаясь надолго. И только в одном месте остановились — где вокруг большого пламени кольцом стояли, положив ладони друг другу на плечи, три десятка парней. Они смотрели в огонь молча, но Бранка шепнула:

— Часом будут коло плясать…

Олег кивнул. Он уже видел этот танец, но каждый раз зрелище будило в нем напряженное волнение.

Порану дружина уходила в бой…

— негромко пропел непонятно кто. Ему откликнулись хором:

По рану дружина уходила, в бой…

Круг двинулся — неспешно, нога за ногу. Сцепленные руки разом взметнулись, ноги ударили в землю:

Йой, друже — слышишь, слышишь?

Уходила в бой….

Йой, друже, слышишь, друже —

Уходила в бой!

Круг убыстрял движение. Снова, раз за разом, вскидывались руки — словно раскрывался невиданный цветок — и гулкое "умп!" издавала земля под перетянутыми ремнями походными чунями…

Мечи воздеваете — за славой идем!

Мечи воздевайте — за славой идем!

Йой, друже — слышишь, слышишь?

За славой идем!

Йой, друже, слышишь, друже —

За славой идем!

Быстрее, быстрее несся круг, металось пламя, кидаясь в стороны за летящими над землей людьми, словно добрый Огонь хотел коснуться каждого, защитить прикосновением от бед и зол…

Может, стать успеху, может — сгинем все!

Может, стать успеху, может — сгинем все!

Йой, друже — слышишь, слышишь?

Может, сгинем все!

Йой, друже, слышишь, друже —

Может, сгинем все!

— Уйдем, — попросила Бранка, — нет желанья и думать про то…

— А? Погоди… — Олег с трудом оторвался от гипнотизирующего зрелища, расслабил напрягшиеся мышцы. Но всё же пару раз оглянулся на скачущее за подвижным частоколом ног пламя…

В другом месте под быстрый перебор гусельных струн Олег услышал знакомое:

Чтоб ворон

Да не по нас каркал —

По чарке, по чарке!

— и подумал, как был бы удивлен Розенбаум, узнав, где поют его песни и на чем аккомпанируют. А дальше заливался девчоночий голос — довольно-таки беззастенчиво:

Ой, калина-малина,

Одно слово — новина!

Не лежалось так нигде —

Одно с ним по лебеде!

Ой, калина-малина,

Доглядите — то дела!

Завистуйте — так лежим