Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2] - Михаил Гуськов Страница 3

— Значит, вы отказываетесь. Может, и вы, Шнифт, не пожелаете оказать благородную услугу благородному человеку? Значит, я могу и сам вам в дальнейшем не оказывать своего покровительства?

— Шнифт! Помоги гостю! — вдруг подал голос один из молчаливой троицы. — И ты, Фонарь, не кичись, — продолжал многозначительный Чусов, — Никто тебя шестеркой не считает, а помогать гостям надо, раз они стесняются незнакомого общества. Потом попривыкнут.

Шнифт и Фонарь, оглянувшись на говорившего, помялись немного и нехотя прикрыли байковыми одеялами справляющего нужду Недобежкина.

Через несколько минут Аркадий снова лежал на нарах, молча глядя в стену. В уме его проносились фантастические видения пережитого за двое суток.

Как же он дал арестовать себя, и почему, владея кольцом и кнутом, который был у него на запястье, вот уже целых три часа томился в той самой тюрьме, стены которой недавно так лихо сокрушал?

Промчавшись на золотой карете по улицам утренней Москвы, Варя с Аркадием очутились возле ее дома на Покровском бульваре. Здесь прекрасная дочка людоеда, недавно съевшая своего отца, сдерживая слезы, рассталась с аспирантом, горько сказав ему на прощание:

— Мы славно повеселились. Главное, что мне не было скучно. Если я не сойду с ума после такой веселой ночи, то мы обязательно встретимся и все обсудим.

Что мог в ответ сказать аспирант? Никакие слова, он знал, не могли оправдать его в глазах девушки.

— Да, мы славно повеселились! Я думаю, веселье ещё нескоро закончится, — отозвался он, прижав девушку к своей груди. — Прощай, Варя!

— Прощай, Аркадий! — умная девушка нашла в себе силы поцеловать молодого человека и, высвободившись из его объятий, скрылась в подъезде.

Шелковников, вместе с красноголовым петухом наблюдавший эту сцену из окна кареты, смахнув слезу, подумал:

— Надо запомнить этот эпизод для кино!

Недобежкин, вскочив на козлы, развернул карету и направил лошадей к своему дому. Движение на улицах становилось все оживленнее и это не понравилось Шелковникову, которому в голову пришла еще одна блестящая идея: выгодно пристроить вместе со шпагой и украденным венцом еще и карету с лошадьми.

— Аркадий Михайлович! Аркадий Михайлович! — заорал он, высовываясь из окна экипажа. — Нам совершенно нельзя ехать домой в карете. Это же основная улика против нас. А кони? Куда вы в своем дворе денете коней? Их же поить и кормить надо. Доверьтесь мне, я пристрою их в надежное место. Дайте я сяду на козлы. Я довезу вас до угла Новослободской и Палихи. Дальше вы пойдете домой один, а я так спрячу карету и лошадей в очень надежном месте, что их ни один мент не сыщет.

— Делай как хочешь! — согласился Недобежкин, передавая вожжи Шелковникову и пересаживаясь в обитый парчой салон.

— Да брось ты этого петуха, он же помешает тебе править.

— Что вы, что вы, Аркадий Михайлович, это очень ручной петух, он мне совершенно не помешает, — испугался Шелковников, что аспирант заставит его выбросить петуха.

Шестерка лошадей рысью понеслась вдоль бульваров к Трубной площади и дальше мимо цирка к Театру Советской Армии, остановившись только на Палихе.

— Прощай, мой верный оруженосец! — улыбнулся Аркадий Михайлович спрыгнувшему с козел аристократ-бомжу, все еще красовавшемуся в ядовито-зеленом жюс-о-коре и со шпагой на боку. Под мышкой он держал петуха. Аспирант обнял рукой Шелковникова и наткнулся на выпуклость венца, спрятанного у того под одеждой.

— Я и не знал, что ты малость горбат, ну да это не имеет значения, — махнул рукой аристократ.

— Предчувствует мое сердце, что мы больше не увидимся, — грустно промолвил Недобежкин, только сейчас обративший внимание на то, что стоит в белой нижней рубашке, в той самой, в которой обнимал Завидчую.

Люди, которые спешили на работу, окружили их, с любопытством разглядывая карету и двух странных молодых людей.

— Это Костолевский! Женя, смотри, Костолевский! — воскликнула юная дамочка с белой сумочкой.

— Какой Костолевский?! Не видишь, что ли, что загримированный Абдулов.

— А это Крамаров! Точно Крамаров, вернулся из США!

— Ну, Саша, и дурила же ты! Крамарову лет сорок, а этот в зеленом — мальчишка совсем.

Недобежкин, еще раз порывисто обняв друга, вырвался из толпы и быстро зашагал внутрь своего двора.

— Як обеду вернусь, Аркадий Михайлович! Пристрою лошадей в надежное место и вернусь. Обязательно вернусь! — крикнул Шелковников, вскакивая на козлы и щелкая вожжами. Карету он направил на Беговую, к московскому ипподрому.

Увы, к обеду Шелковников не вернулся, не вернулся к обеду и Недобежкин, которого арестовали в подъезде собственного дома, — правда, наручники, которые замкнули у него на запястье, оказались бракованными. Левый замок никак не закрывался на запястье. Пришлось взять следующую пару, но и она оказалась сломанной.

— Что за черт! В самом деле, ненадежная штука, наручники. Давай веревку! — приказал первый оперативник.

— Скажут, мы последователи Дюкова, и всю характеристику смажут.

— Ведите так! — приказал третий оперативник, прикрывавший выход из подъезда. Они повели Недобежкина к одной из черных «Волг», притаившихся за углом.

— Финита ля комедия! — подумал аспирант, зажатый между двумя крепкими молодцами. — Пропали сокровища! Пропала сумочка! Раз меня арестовали, значит, обыск на квартире уже сделали и все конфисковали. Боже, какой же я дурак! Только два дня понадобилось, чтобы лишить меня всего. И почему ни в школе, ни в институте совершенно не учат ничему путному. Даже как свалившуюся с неба жар-птицу удержать, и тому не учат.

— Кошелек! Где же мой кошелек?! — вдруг вспомнил Недобежкин, что оставил свой волшебный кошелек в старом адмиральском костюме, когда переодевался в свадебный камзол.

— Разве можно так терять голову! — упрекнул он себя. — И хорошо, что меня посадят в тюрьму. Очень хорошо. Так тебе и надо, дураку. Посидишь, войдешь в разум, очухаешься. Однако, если кнут начнут отнимать или кольцо, я не дамся. Лучше умереть, чем снова стать аспирантом. Очень это унизительное занятие — быть аспирантом. Нет уж, кто хотя бы день побыл богатым человеком да похлестал кнутом, тому снова стать аспирантом — нож острый. Прав Спиноза, что бедность — второе наказание после смерти. Главное — не быть бедным.

— Да, главней не быть бедным. Для достижения цели все средства хороши. Пусть погибнет мир, но восторжествует правосудие. После нас хоть потоп, но прежде я стану богатым. Умри ты сегодня, а я завтра. Кто не успел, тот опоздал! — быстро затараторил в мозгу Недобежкина Битый, подсказывая ему тысячи афоризмов, которые придумали богатые, чтобы утешать свою совесть и оправдывать грабеж бедных.

— Это опять ты?! — воскликнул про себя Недобежкин. — Где ты был? Видишь, меня арестовали.

— Это пустяки! Тюрьма да сума грозят всему человечеству. Тюрьма — это университет и шлифовальный станок личности. Почитай, все светочи человечества прошли через тюрьму-с, так что для вас это большая честь, признание вашего ума и заслуг. А где я был? Ходил по вашим делам, уважаемый Аркадий Михайлович, я же ваш раб, у кого кнут — тот и хозяин мне. Вы только кликнете: «Битый, ко мнет!», — и я тут как тут.