Убийца наваждений - Антон Орлов Страница 3

Разбухшее рыбье брюхо накрыло улицу, как будто между крыш противостоящих домов приладили провислый грязный тент. В воцарившемся сумраке, словно в мутной воде, вяло шевелились громадные ледяные плавники с похожими на черные копья шипами. Они были парные, справа и слева, и тяжело шоркали по стенам, оставляя на закопченном кирпиче царапины. Ударился о булыжник, сбитый с балкона ящик с зеленью.

Характерного для морских животных запаха не было: в злополучных байках, вызвавших к жизни это страшилище, ничего не говорилось о том, как оно пахнет. Со временем рыба-палач наверстала бы упущенное, но Темре не собирался давать ей шанса. Скоро перстень снова будет готов к бою. Немного осталось.

Одна из конечностей взметнулась, раздался звон стекла, хруст выломанного переплета, завизжала женщина. Мелькнула розовая оборчатая сарпа, сверху закапала кровь. Темре все еще не мог ничего сделать. Крик стих, потом на мостовую свалился истерзанный труп. Желудок у рыбины пока еще не сформировался, и в ближайшее время глотать она никого не станет, но пролитая кровь, боль, ужас, агония – это для нее само по себе лакомое угощение.

Вот теперь можно! Сначала Темре выстрелил по той клешне, которая убила женщину, потом по другой, но во второй раз промазал. С кем не бывает. Гораздо хуже то, что он не удержался от острой вспышки досады, благодаря чему морок его заметил.

Убийца наваждений во время схватки должен жестко контролировать свои эмоции. Если забудешь о том, что твой противник иллюзорен, если поведешь себя с ним так, словно он настоящий, ты его не победишь, и никакой перстень тут не выручит.

То, чего нет, не должно вызывать эмоций, иначе получится, что ты сам же его подкармливаешь, подтверждая его существование. Темре это усвоил еще в пору ученичества, но никто не заговорен от ошибок. Сейчас он невольно усложнил свою задачу: вместо того чтобы бесстрастно ждать, когда перстень накопит следующий заряд, в ближайшие минуты ему предстоит спасаться от страшных клешней.

Рыбина почуяла врага. Опасного врага, которого надо уничтожить, пока не поздно. Что им полезно, а что неполезно, такие твари улавливают в два счета. Две уцелевшие конечности устремились к веранде «Крабьего пира».

Отступив к стене, Темре пихнул навстречу клешне столик. Тяжелая деревянная столешница, засаленная и отшлифованная бессчетными прикосновениями, затрещала, когда в нее вонзились шипы. От второй клешни пришлось уворачиваться. Веранда была невелика, развернуться негде, а дверь, ведущую внутрь, с той стороны заперли, если не забаррикадировали. Разумный поступок, в полном соответствии с «Правилами поведения при явлении морока».

То, что вытворял Темре, напоминало безумную пляску на небольшом пятачке пространства, помесь танца и акробатического номера. Как на тренировке. Вся надежда на скорость и ловкость. Разминуться с клешней хоть на волосок. И по возможности без эмоций… Тварь его не видит. Где-то там, над крышами, на огромной рыбьей морде глаза, скорее всего, есть, но здесь, внизу, она его может только почувствовать. Не давать ей наводку. И в каждый момент хоть чуть-чуть ее опережать. Несколько раз его слегка задело, порвав одежду и ободрав кожу, от соприкосновения с торчащими наростами остались порезы. Нестрашно. Главное, чтобы клешня тебя не схватила.

Избавиться от столика твари не удалось, и он мотался на конце лапы, как своего рода стенобитное орудие, круша остальную мебель и столбики веранды. Не поймает, так зашибет… Навес, оставшийся почти без подпорок, предупреждающе заскрипел, и Темре, перемахнув через перила, спрыгнул на мостовую.

Перстень ожил. В этот раз и целиться не пришлось: он вывел из строя обе конечности, которые только что его ловили. Осталась одна последняя кроме тех, которые не в счет.

Устрашающе длинная лапа, обтянутая колючей, как терка, красновато-бурой кожей, вслепую обшаривала улицу в поисках противника. Под каким бы углом она ни изгибалась, вывих ей не грозил. Конечности настоящей рыбы-палача не обладают такой верткостью: у наваждений есть некоторые преимущества перед живыми существами. Покрытая шишковатыми наростами клешня сжималась и разжималась, демонстрируя шипы величиной с человеческий палец.

Темре затаился возле крыльца соседней закусочной. Свои эмоции он загнал в глубь души, все равно что запер в чулане. До поры до времени. Пока представление не закончится. Благодаря этому тварь не могла уловить, где он находится.

Клешня доломала веранду «Крабьего пира», выбила несколько окон, вгрызлась в балкон, увешанный разноцветными чулками и салфетками, а потом, когда подошел срок, Темре подстрелил ее. Больше эта дрянь никого не угробит.

Вторую иглу он послал в рыбье брюхо. Громадная туша содрогнулась, и вслед за этим стало чуть светлее: морок начал выцветать и просвечивать. Плавники, похожие на огромные зубчатые веера, казались уже не ледяными, а сделанными из тонкой прозрачной бумаги – ткни пальцем, и порвется.

На то, чтобы уплыть отсюда по небу куда-нибудь подальше, у иллюзорной рыбины не осталось сил. Если бы ее никто не трогал, ей бы удалось мало-помалу зарастить раны, тем более что люди продолжали подкармливать ее своим страхом и смятением, но еще два выстрела – и она утратила материальность, на глазах бледнея, истончаясь, распадаясь на туманные клочья. Вскоре и того не осталось.

Над улицей сквозь дымку смога вновь засияло солнце, налетевший ветер зашелестел разбросанными газетами. Темре вымотанно рухнул на стул под навесом «Морской тыквы», располагавшейся наискосок от «Крабьего пира». Костюм превратился в лохмотья, болели ссадины и царапины. Как обычно: морок сгинул, но последствия его визита никуда не делись.

Содрав с лица маску, убийца наваждений скатал ее в комок и затолкал во внутренний карман. В горле пересохло.

– Кружку пива. Большую. Или кавьи. Или воды, – произнес он хрипло, услышав за спиной звук открывшейся двери и людские голоса. – Или чего угодно.

Осознав, что с чудищем покончено, народ высыпал наружу. На труп женщины в окровавленной розовой сарпе кто-то набросил простыню. Появились полицейские в полосатых красно-желтых шапках. Фотограф устанавливал напротив разгромленной веранды «Крабьего пира» громоздкий ящик на треноге, а его горластый помощник отгонял зевак, чтобы не лезли в кадр.

Удрученный хозяин заведения, хмуро поглядев на них, выругался себе под нос. Веранду соорудили еще при его покойной бабке, и все это время она служила на совесть, разве что вовсю скрипела в последние годы, а теперь ее чинить, это во сколько же ремонт обойдется, денег же не напасешься… Не мог этот паршивый гронси, чтоб его морочан сожрал, дразнить чудище где-нибудь в другом месте, как будто недостаточно вокруг закусочных! Ему и горя мало: сидит в «Тыкве», чтоб ей было пусто, и каждый норовит его угостить – герой сделал свое дело, а ты хоть по миру пойди, это его уже не касается.

Хозяин дождался, когда фотограф щелкнет, и лишь после этого с отвращением сплюнул. Если хотите знать его мнение, гронси – это всегда мерзавец гронси, каким бы культурным он ни выглядел.

Оглядываясь на свое прошлое, полное ошибок и сложностей на пустом месте, Инора не раз просила мироздание послать ей учителя. Мироздание услышало – и подбросило ей Кайри.