Мефодий Буслаев. Тайная магия Депресняка - Дмитрий Емец Страница 3

– Не пудри мне мозги! Жаль, тут нет Тухломона. Он бы тебеобъяснил, что все договора на учете. Даже вздумай мы по доброте душевнойиспользовать договорчик-другой не по назначению, ну скажем, для растопкикамина, остались бы копии в Канцелярии, и нас бы потом прищучили. Где договорномер фиг-шмыг-брык какой-то? Куда дели? С какой целью? Присядьте на горячуюсковородочку – поговорим.

Поняв, что Меф прав, Даф уныло кивнула.

– Мне не нравится твой юмор. Он с каждым днем становится всециничнее, – сказала она.

– Работа такая.

– И что теперь будет с четвертой сумкой? Хоть кому-топродлят аренду?

– Кому-то, может, и да. Если Арей в хорошем настроении будетили Улита заступится. А уж если к Лигулу в Канцелярию попадет – тут уж безвариантов: нет, – со знанием дела сказал Меф.

– А бывали случаи, когда кто-то отдавал эйдос в заклад, апотом его не терял? Взялся человек за ум, выстроил сиротский приют и все такое?– сказала Даф.

Как все стражи света, она была неисправимая идеалистка.

Меф втолкнул в четвертую сумку последний пергамент и,прижимая коленом, обмотал сумку скотчем. Особенно надо было следить, чтобыскотч нигде не лег крестом. За такое в Канцелярии мрака по головке не гладили.Разве что предварительно отрезав упомянутую головку.

– Я о таких случаях не слышал, – осторожно заметил Буслаев.– Ты же знаешь текст договора заклада: с момента заключения договора эйдоссчитается собственностью мрака. Мрак великодушно разрешает тебе пользоватьсясвоим собственным эйдосом (красиво, да?) на срок действия аренды. То есть онтебе дает в аренду твой эйдос, а не ты ему! Когда же аренда истекла – фьють!Прости-прощай! Шнуруй вьетнамки и вон с праздника жизни!

Даф грустно подпрыгнула на сумке, помогая Мефу упаковатьполучше. Дверь резиденции мрака открылась. Вначале вошла Улита. За ней – Мамайв шоферской фуражке. Плоское, обычно неподвижное лицо хана выгляделооживленным.

– Чего он такой довольный? Опять устроил на рынке ножевуюдраку на почве вечной дружбы между народами Крайнего Севера и крайнего Юга? –осведомился Мефодий.

– Обижаешь, родной! Прям-таки ногами пинаешь! Мы попали вдэ-тэ-пэ и вызвали ги-бе-де-де, – с удовольствием коверкая причудливо звучащиеслова, сказала Улита.

Мамай стащил с круглой лопоухой головы фуражку иухмыльнулся.

– А зачем вызывали-то? – спросил Меф.

Улита задумалась. Она и сама, видимо, не знала зачем. Ваварии они попадали сотни раз и обычно даже не притормаживали.

– Почему-почему? Почемушто! Я захотела, – заявила ведьма.

– Кого? – влез пошлый Чимоданов.

Он валялся на диване в приемной (удушение подушкой на почверевности и посягательство на отгрызание носа) и с вдохновением Микеланджелолепил человечков из пластиковой взрывчатки. Целый чемодан такой взрывчаткипритащил ему прапорщик, которому позарез надо было продлить аренду. Человечковбыло уже около дюжины, однако признаки жизни подавал пока один. Он вяло лежална спине и поочередно дергал то одной, то другой ногой.

Улита посмотрела на Чимоданова с лютой тоской, с какоймассажистка в конце рабочего дня смотрит на притащившегося к ней борца сумо.Петруччо поспешно стушевался. Он хорошо знал этот взгляд и то, что бываетпосле. Когда пахло жареным, хитрый малый умел становиться ниже плинтуса.

– Меня нету! Я ничего не вякал! Это было эхо! – торопливосказал он.

– Вот и чудесно! Я хочу быть законопослушной… И вообще, надопроявлять сознательность. Если не мы будем гражданами нашего общества, токто?.. Чего лыбишься, Чемодан? Тридцать два – норма? Радуйся, что у тебя вообщееще есть зубы! Скоро у тебя вместо зубов будет вставлен мой ботинок! – рявкнуласекретарша Арея.

Дафна подошла к Улите и осторожно подула на ее лоб. То лиоттого, что ведьма в последнее время неплохо к ней относилась, то ли потому,что дыхание рожденной в Эдеме Дафны наделено было особой силой, Улита сразуостыла.

– Ладно, ящик с ушами, считай, что тебе повезло…Рассказываю: стоим мы на перекрестке, спокойно радуем весь район своим музономи тут – трах! бабах! – нас дергает со страшной силой. Я отлетаю носом чуть лине в стекло. Выскакиваю из машины и что вижу? В нас врезалась девица накрошечной машинке. У нее весь передок вдребезги, а у нас задний фонарь разбит.

Мамай беззвучно заржал, показывая большие белые зубы. Двапередних у него торчали немного вкось, образуя треугольную, нечастовстречающейся формы щель. Происшествие казалось хану чрезвычайно забавным.Обычно он во всех врезался, а тут врезались в него. Ну разве не смешно?

– А фонарь, может, редкий! Бедный Мамай, может, до пенсии занего не расплатится! И плевать мне, что эта девка первый день за рулем! Если тыпервый день за рулем – нечего гонять! Стой себе на газончике и пыхти выхлопнойтрубой!.. Или по двору езди и кошек дави!

– Улита! – укоризненно сказала Даф, питавшая, как известно,страсть к кошкам.

– Что Улита?… В общем, она орет на меня, я на нее!Проорались, я говорю: нечего тут вонять уцененными духами! Вызываемги-бе-де-де! И мы его вызываем! – заявила ведьма.

Хан снова захохотал. На этот раз далеко не беззвучно. Улитедаже пришлось прерваться и затолкать ему в рот шоферскую фуражку. Мамайхохотал, давясь фуражкой. По щекам у него текли слезы.

– Приезжают. Я начинаю обрисовывать ситуацию, немножкогорячусь, и меня просят помолчать… Ладно, я молчу. Мне интересно, как Мамайвыкрутится. У него ж ни прав, ни документов на машину, ни страховки, толькосправка, что он принимал участие в битве на Куликовом поле в 1380 году в званиитемника Золотой Орды и пострадал от действий русского войска. Справка выдана втысяча девятьсот сорок седьмом году и подписана Берией.

– Что за справка? Подделка, что ли? – спросил Чимоданов.

Мамай выплюнул фуражку.

– Слушай, зачэм подделка? Берия наш был человек. ЕгоТухломон окучивал, – сказал он с обидой. – А-а! Что дэлаешь? Тьфу!

Улита вновь вернула фуражку на прежнее место.

– В общем, с бумажками разрулили. Но самое прикольное было,когда гаишники уже уезжали и пытались увидеть нашу машину в зеркало. Я вижу: итак они его крутят, и сяк – ан нет ее. Глаза видят, а в зеркале – тю-тю.

– Почему? – спросил Меф. Он смутно догадывался о причинах,но чувствовал, что Улите приятно будет сказать самой.