Феникс Его Высочества - Елена Соловьева Страница 3

Вскрыл упаковку первого пайка, взялся за второй. На его простодушном пухлом лице отразилась работа мысли. Золотистые брови сошлись над переносицей.

Подошла к нему, оседлала стоящий рядом стул. Иронично поинтересовалась:

– А ты че, зубы чистить не будешь?

Малыш поднял на меня взгляд: в светло-голубых глазах читалось искреннее недоумение.

– Вот еще! Щас Медведь сбор объявит – опять голодные полетим. На, держи!

Он протянул вскрытую банку с блекло-серой субстанцией, которую у нас почему-то упорно именовали едой. Подцепила ее вилкой – масса задрожала, утробно чавкнула, отлепляясь от стенок.

Отправленная в рот порция – безвкусная и тягучая – прилипла к небу и наотрез отказывалась жеваться.

– Вот жараза, – пожаловалась я.

Сунула в рот палец. Ковырнула.

– Фу! – объявил с другого конца стола Чистюля. – Как неприлично.

Покосилась: сам он каким-то неимоверным способом умудрялся есть чинно и аккуратно. На его аристократическом лице сияла печать безразличия и степенности. Жевал он медленно и опрятно. Даже не чавкал.

Так и захотелось сказать гадость. Но клейкая масса залепила рот.

Перевела взгляд на Дылду – на него вся надежда. Но тот меня проигнорировал. И не мудрено: попробуй-ка одновременно жевать и ковырять в носу. И как только не задохнется?

– Не обращай внимания на Чистюлю, – посоветовал Бобер. – Лучше скажи, как ты меня учуяла?

– Как-как? Каком кверьху! – передразнил его Дылда. – Лучше спроси, как она преграду за три метра видит, грозу чует и от лучей лазера уворачивается.

Я надулась, гордая. Покраснела.

– Чую и все! Завидуйте… А ты, Дылда, мойся почаще: от тебя за километр воняет.

– Кстати, да, – согласился Чистюля. – Помыть его надо перед выходом. Неровен час, зашлет Медведь на Ангору – там местные волкодлаки его быстренько уделают.

– Ага, и нас заодно, – кивнул Малыш, энергично работая челюстями.

– Вам надо, вы и мойтесь, – возразил Дылда. – Я на той неделе на Галене на всю жизнь наполоскался.

Мы переглянулись. Недружелюбная планета запомнилась проливными дождями, градом размером с кулак Малыша и ядовитыми испарениями. Любит наш Медведь подкинуть задачку посложнее. Кругом темнота, овраги и вездесущие кровососы. И мы, пятерка идиотов, маршируем по этому безобразию и тащим на себе проклятущие «куколки». Положил такую на землю, ошейник попищал-попищал и долбанул тебя током.

Первым поднялся Бобер. Заговорщически подмигнул Малышу. Тот сунул в рот остатки пайка. Вскочил.

Дылда без боя не сдался. Вооружился стулом и отшагнул к стене.

– Не, я мыться не стану.

Чистюля на этот раз проявил солидарность: утер салфеткой рот и выдал коронное:

– Мы настаиваем.

Малыш подошел к Дылде и ухватился за ножки стула. Проказливо улыбнулся. Мы с Бобром вцепились грязнуле в щиколотки: двоих не брыкнет. Повисли каменными глыбами.

Чистюля скользящей походкой подобрался к «жертве помывки» и предупредил:

– Соглашайся, пока не поздно.

Дылда зарычал. Толкнул стулом Малыша. Тот перехватил ножки поудобнее и вырвал из рук друга «рогатое» оружие.

Дылда дернулся. Нагнулся. Попробовал освободить ноги.

Малыш и Чистюля перехватили его руки. Припечатали к стене.

– Не бу-у-уду! – взвыл наш грязнуля. – Не хочу-у-у.

– Ну, че ты, как маленький, – проворчала я.

Вчетвером мы подняли Дылду и потащили к помывочной. Бороться всерьез или причинять друг другу увечья никто и не собирался. Так, подурачиться малость.

В глубоком чане с чистящим средством замокала сменная форма. То, во что она превратилась после Галены, больше напоминало половые тряпки, но Медведь не поощрял расточительства. Стирать ветошь все руки не доходили, а теперь собственная лень сыграла нам на руку.

Раскачав Дылду, мы метнули орущий и сопротивляющийся снаряд в дезинфицирующую жижу. Тот приземлился как раз по центру чана.

– Глаза береги! – на полном серьезе предупредил Чистюля. – А то выест.

Дико матерясь, Дылда вылез из бадейки. Едкая масса стекала с его штанин и оставляла зеленоватые следы на полу. Невольный купальщик шмыгнул носом и обвел нас испепеляющим взглядом.

– Ближайшие дни близко ко мне не подходите!

Я фыркнула: империал цена таким обещаниям. Заткнула пробкой раковину и отвинтила кран. Тонкая струйка лениво вырвалась из ржавого нутра водоснабжения.

– Чего застыл? – окликнул Дылду Чистюля. – Шмотки скидывай.

Малыш и Бобер похватали тазы и утопали в соседний блок – не так просто прополоскать здоровенного товарища. Воды ого-го сколько надо. Проще всего напроситься в гости к элитчикам, но те похуже Чистюли: изгвазданного в чистящем растворе Дылду к себе не впустят. Да и не любят они нас. А мы – их.

Дылда метнул в меня шмотками и предложил:

– Подстирнешь?

– А спинку не потереть?! – возмутилась я, уворачиваясь.

Нагой Дылда прошлепал к раковине и первым делом ополоснул руки и лицо.

– Потри, – согласился он и для пущей убедительности прогнулся.

Придирчиво оглядела бессовестного нудиста и поинтересовалась:

– Не боишься спиной к товарищу поворачиваться?

Дылда повернул ко мне мокрую башку и гоготнул.

– К тебе – нет! Ты ж у нас, вроде как… безоружная.

Ох, как захотелось пнуть его, а лучше огреть по спине чем-нибудь тяжелым. Чтоб не хвастался!

Дылда вовремя спохватился и сосредоточился на мытье.

– Не бузи. Эт я тя, между прочим, откомплиментил.

Настала моя очередь поржать.

– Ага, я тебя тоже откомплиментю. Выбирай: тазом или коленом?

– Да ла-а-адно, – протянул Дылда. – Знаем мы, чего ты умеешь. Видели!

Отпустило немного. Раздобрилась. Фыркнув напоследок, вышла из помывочной и захлопнула за собой дверь. Вот всегда они так: как дежурить или рюкзак потягать – товарищ, а как спину тереть – так сразу вспоминают, что женщина. Или нет? С ними такого насмотришься и наслушаешься – невольно засомневаешься.

На всякий случай заглянула в сортир. Присела над ямкой. Сомнения пропали. Раньше расстраивалась, что стоя не умею, потом смирилась. И парни дразнить перестали. Как в первый тренировочный со мной сгоняли – так и сразу. А вообще, они хорошие ребята, проверенные. Трындят не по делу, воняют – но надежные, как броня. И такие же крепкие.

Не успела управиться, как по коридорам разлетелся протяжный вой сирены. Лампочки над всеми входами замаячили красным, требуя поторопиться. Медведь ждать не любит. А опоздавших наказывает строго. Лучше сразу откинуться, чем под его горячую лапу попасть.