Призвание — миньон! - Татьяна Коростышевская Страница 29

Но вот бутыль пуста, комната прибрана слугами, постель разобрана ко сну, а Гэбриела все нет.

С улицы донесся шум, истошные крики, кто-то колотил в дверь, судя по звукам, осадным тараном. Моник позвонила в колокольчик, чтобы призвать слуг, затем, не в силах ждать, накинула на плечи шаль и сама отправилась выяснить, в чем дело.

Слуги, проигнорировавшие звон ее колокольчика, столпились внизу лестницы, по которой уже быстрым шагом спускался хозяин заведения доманец Пучелло. В его руках был взведенный арбалет, а на голове подпрыгивал ночной колпак.

— Что случилось, батюшка?

Разумеется, Моник не состояла в близком кровном родстве со своим хозяином, просто таковы были правила их игры. Батюшка, три прелестные дочурки, две из которых время от времени менялись, что, впрочем, не тревожило ни гостей, ни самого родителя.

— На нас напали каннибалы, — дрожащим голосом сообщил охранник Джузеппе. — Их предводитель сказал, что съест меня.

— Да я сам его!.. — Пучелло угрожающе вращал глазами и потрясал арбалетом.

— Тише. — Моник подняла руку, призывая всех замолчать.

Грохот прекратился, голоса снаружи становились все громче, там разгоралась перебранка. Один из голосов был ей прекрасно знаком. И Моник уверенно отодвинув засов, распахнула дверь и бросилась на шею Гэбриелу ван Хорну.

— Я соскучилась, любовь моя.

Юноша покачнулся, но на ногах устоял.

— Утешьте его, красавица. — Звонкий голос говорившего был ломким, будто его обладатель только переступил порог взросления. — Ардерские аристократы с трудом переносят поражения от провинциалов.

Моник повернулась. Действительно, почти мальчишка, тонкий, горячий, страстный. И хорошенький, даже подсохшая струйка крови на лбу не портила пикантную мордашку. Провинциал поклонился, держа руки перед грудью:

— Граф Шерези к вашим услугам, леди, всегда и особенно сегодня, в случае если доблестный ван Хорн окажется не на высоте.

Оба спутника графа ухмылялись, третий — а был, оказывается, еще и третий — с трудом поднимался с мостовой, придерживаясь за стену заведения.

Моник смерила юного наглеца строгим взглядом, остановив его, впрочем, в районе многозначительно оттопыренного гульфика.

— Мою милость вам придется еще заслужить, граф. Я не из тех девушек…

— Граф Шерези! — Пучелло несся к ним, размахивая арбалетом.

Моник побледнела, ибо оружие все еще было заряжено. Такой милый нахал, какая жалость…

— Дорогой племянничек! Как же я рад вас видеть!

Арбалет полетел в сторону, механизм сработал от удара о мостовую, Гэбриел за ее спиной охнул, а юный нахал прыгнул вперед, сбивая Моник с ног.

Куртизанке показалось, что время замедлило свой бег. Пронзительный свист рассекаемого арбалетным болтом воздуха, боль в ушибленной спине, тяжесть графского тела, которым тот прижимает ее к земле, локон смоляных волос, отделившийся от его шевелюры.

Реальность ускорилась.

— Басти, ты ранен? — закричал кто-то, оттаскивая Шерези от оглушенной девушки.

— Моник! — Это уже Гэбриел приподнял ее за плечи. — Ты не пострадала?

— Я? Да, кажется, вполне может быть…

И прекрасная куртизанка лишилась чувств в объятиях своего любовника.

Нырнувший в пучину боевого безумия великан и я, чьи члены наливаются слабостью от подступающего ужаса. Какая до боли знакомая ситуация! Только теперь рядом нет Мармадюка, способного совладать с Виклундом.

— Оливер, — пискнула я, потянув того за край плаща, — держи себя в руках.

Он обернулся и предпочел держать в руках чью-нибудь шею, например мою.

Я пискнула, затем охнула, придавленная к мостовой его телом.

— Бастиан? — Патрик схватил меня за плечо, вытаскивая из-под обмякшего великана.

— Ты знаешь, куда ему нажимать, чтоб остановить безумие? — Я отряхнулась и склонилась в нижайшем поклоне. — Благодарю.

— Пустое. — Ленстерец смотрел куда-то через мое плечо. — Эту науку мне пришлось освоить в самом начале нашего с лордом Виклундом путешествия. Тебе тоже стоит научиться, наш друг впадает в это состояние по поводу и без. Неужели он следит за нами?

Последняя фраза была произнесена абсолютно другим тоном и заставила меня обернуться.

По узкой улочке, преувеличенно осторожно обходя лужи и городской мусор, к нам приближался меченый красавчик ван Хорн. Один, без сопровождения.

— На этот раз столичный аристократ изволил потерять карету? — приветствовала я его.

— Что ты здесь делаешь?

— Я возвращаю вопрос. Что ты делаешь здесь? И почему пешком? И, кстати, как ты нашел меня в трактире, чтоб сопроводить на место дуэли?

Патрик стоял за моей спиной настолько близко, что я чувствовала тепло его тела.

Ван Хорн ухмыльнулся:

— Ты вернул больше одного вопроса. Но что ж, изволь. Свою карету я одолжил достойным лордам Виклунду и Туреню, здесь я дышу свежим воздухом, а трактир… Господин менестрель, который сейчас жмется к стене, за сегодняшний день достиг в столице некоторой известности. Прохожие уверенно указали мне заведение, где он развлекал публику игрой на мандолине. — Тут его взгляд остановился на Виклунде.

— Может, отлипнешь от одного своего дружка и поможешь другому?

Патрик за моей спиной встрепенулся, чтобы достойно ответить, но в этот момент дверь заведения, в которую мы так бесславно ломились несколько мину назад, распахнулась и в объятия ван Хорна подобно ночной бабочке впорхнуло милейшее создание.

— Я соскучилась, любовь моя.

Создание было закутано в дорогую паутинчатую шаль, поверх которой в продуманном беспорядке разметались пепельные локоны. Маменька моя за такую натуру ухватилась бы всеми конечностями. С таких натур хорошо аллегории плодородия изображать — обильное мягкое тело, ямочки в нужных местах.

Ван Хорн это обилие привычно обнял и прижал к груди.

Мне стало обидно, что для него открылись двери, для нас, провинциалов, закрытые, поэтому я принялась язвить, насколько хватило фантазии. Ничего особенного — невинный флирт с целью вызвать раздражение меченого красавчика. Но куртуазное общение задушило в зародыше появление нового персонажа. Ко мне, размахивая взведенным арбалетом, несся некто в ночном колпаке. Некто носатый, орущий с явным доманским акцентом:

— Дорогой племянничек!..

Остротой ума новоявленный дядюшка явно не обладал, иначе ни за что не бросил бы на землю взведенный арбалет. Полета болта я не видела, предугадать его тоже не могла, но какое-то чутье, может, женская интуиция, заставило меня молниеносно оттолкнуть аллегорию плодородия.

Уже потом, сокрушаясь о прореженной шевелюре, я поняла, что, промедли я хоть мгновение, на мостовой вместо моего локона лежала бы эта девушка.