Казак в Аду - Андрей Белянин Страница 29

— До тьмы ночной таинство свершить должно! Дева невинная плотью своей безгрешной сподобит поле наше урожаю.

— Ваня, переведите.

Но казак Кочуев почему-то от перевода отказался, вместо этого он сделал малозаметный жест кистью правой руки, и обнажённая сталь златоустовской шашки замерла у основания носа старца. Лучники вскочили мгновенно, но стрелять в толпе не рискнули…

— Повтори, — невежливо прошипел бывший подъесаул, и даже сама Рахиль отшатнулась в сторону, настолько страшным стало его лицо.

Все замерли…

— А… чё не так-то?! — не сводя глаз с блещущего клинка, тонко простонал дед с рогами. — Обычное дело… обряд освящения поля… берём девку твою и… это… всем миром там же… Дак и ей удовлетворение, и миру польза великая — урожайный год буде-э…

— Не будет, — уверенно покачал головой молодой человек, и все лучники как-то сразу поняли: одно лишнее движение — и они станут сиротами…

— Ша, я распробовала ситуацию! Оно жутко лестно, здесь полно симпатичных мальчиков, но… — напряжённо сложила ручки на груди воспитанница суровой армейской школы Израиля. — Господин подъесаул щас бегло переведёт вам с идиша, куда вам следует идти сомкнутым строем с такими нескромными предложениями. Не говоря уж о том, шо я грешница и давно не невинна, таки мы пять раз целовались. Обломитесь на корню!

— Целовалась?! Челомкалась не единожды! — с большим огорчением загомонили в толпе. — От ить молодёжь пошла, а ликом-то сама агнец-отроковица! Другой обряд надобен… время есть покуда…

— Его вон просите, аспида ревнивого, — раздражённо, с натянутой улыбочкой бросил старец. — Не тронем девку твою, не обидим землю-матушку грешницей… Но другой-то обряд почему нельзя?! Нынче ить ночь на Ивана Попаду…

Бывший филолог на секунду задумался, перемигнулся с фронтовой подругой и отправил шашку в ножны. Распорядитель прокашлялся, вновь принял достойный вид и, стараясь не глядеть в глаза этому сумасшедшему подъесаулу, продолжил нести сивый бред:

— В ночь на Ивана Попаду бабы да девицы во Пучай-реке без одёжи плещутся. За то им вода силу живую даёт, род множить. Нам, мужьям, надлежит им себя преподнесть. Какая кого выберет, так она его и…

— И… шо?! — заинтересованно вытянула шейку юная еврейка, автоматически снимая с плеча «галил». — Ванечка, цыц! Я хочу дойти сама, без сурдоперевода. Таки шо эти бабы и девицы будут в голом виде пытаться выбрать в МОЁМ казаке?..

— Не грубиянничай и не суди о недосягаемом умом коротким, — строго обрезал старец, добровольно подписывая себе смертный приговор. — Таинство сие древнее, предки наши из вотчины индусской его сохранили. Выше Рота нет чести! Любая жена, вдовица али девка от какого мужика понести захочет, не смеет отказать он, поскольку — великий грех сие! Отказом ли грешен, сын мой?! Внемлешь ли?

— Внемлю, — чисто не подумав, брякнул подъесаул, но его уста в мгновение ока были запечатаны маленькой ладошкой Рахиль.

— Ох, щас я вам всем тут повнемлю! Так отметелю каждую шиксу, кто тока глазёнки свои бесстыжие передвинет на этот объект с усами! Волосья выдёргивать не буду, визжать и царапаться тоже не обещаю… Я таки вас просто пристрелю! Прямо тут и сейчас в качестве превентивной меры самозащиты моей грядущей собственности. Кто чего не понял, прошу строиться в очередь и лезть за разъяснениями не по существу — таки патронов хватит на всех!

Иван Кочуев впервые почувствовал себя социально значимой личностью, выставленной на аукционе Сотбис. Женщины и девушки (последних меньше) подняли возмущённый галдёж, ища на свою задницу заслуженных приключений, ибо у деятельной израильтянки обещания расстрела в долгом ящике не застревали. Мужчины не вмешивались, видимо, духовную практику «отказом грешен» не рискнул пройти ни один. То есть предпочли не грешить и сдаваться, с бабами связываться себе дороже…

Что и доказала Рахиль, беззлобно пустив две длинные очереди над головами народа. Все разбежались, попрятались по землянкам и уже оттуда, в относительной безопасности, поносили наших на самом древнеязыческом. Старец же повесил голову, снял надоевший обруч с рогами и грустно оповестил:

— На поле не легли — урожаю не быть. Жён не имели — роду не быть. Поглотит вас Навье царство без следа, ни вам радости, ни нам пользы. Отступился Умрун, отвратился Мажьбог, так тому и быть… изыдите!

— Никуда мы не изыдем на ночь глядя! Причём не надо от меня так напрягаться, я стреляла в воздух, — грозно фыркнула неумолимая иудейка и, поманив пальчиком любимого, уточнила: — А шо они тут все поскрывались, я не поняла? Какие боги, какое Навье царство, каким оно до нас докопалось, потому как мне тут уже дико некошерно!

Ничего сказать подъесаул не успел, хотя достойный ответ и вертелся у него на языке. В мифах древних славян словом «навь» обозначалось многое, но чаще всего загробный мир с его мрачными, потусторонними жителями. Но надо признать, что и слово «жители» не совсем точно ложится в данный контекст, ибо оно образовано от слова «жить». Обитатели Навьего царства живыми не были никогда…

Старик быстренько подобрал обруч с рогами, что-то шепнул, отчего они засияли неоном, и, воздев руки к чёрным небесам, громогласно оповестил:

— Нет ныне обрядов языческих, не по воле свершилось судьбоносное, но жертва искупительная кровью отдана будет и земле, и воде! Придите! Придите! Приди…

На третьем призыве Иван вновь взялся за рукоять клинка, и старец предпочёл не рисковать. Впрочем, сузившиеся очи заполыхали знакомым оттенком оранжевого, было явно заметно, что человек не в настроении шутить. Тьма сгустилась до состояния липкой ваксы, идолы древних богов заполыхали собственным голубым и зелёным светом, озарив поляну у реки. Раздался заунывный вой, чьё-то удовлетворённое рычание, и откуда-то из камышей стали выползать отвратительные человекоподобные чудовища. Они словно просыпались от давнего сна, размыкали уродливые конечности и роняли слюну, зевая во всю пасть, полную гнилых, но острых зубов…