Дело жадного варвара - Хольм ван Зайчик Страница 29

«Началось, — с тоской подумал Баг, не в силах, однако, оторвать взгляда от прекрасного фарфорового личика. — Издевается, как днем. Но почему? Что такого мы опять сделали?»

«Началось, — с тревогой подумал Богдан. — Неужели она тоже, подобно нам, не знает, как себя вести? Вне ранжира правильных церемоний – теряется, и оттого громоздит несообразность на несообразность? Хочет простоты и единства – но не ведает, каковы они? Значит, надо помочь». Он отогнал мимолетную мысль о том, что мог интерпретировать поведение принцессы неправильно.

Будь, что будет. Прутняки, прутняки, не тревожьте солдат…

Богдан решительно шагнул вперед, к столику, и, скрестив ноги, уселся на подушки напротив принцессы.

— С удовольствием, еч Ли, — сказал он. Обернулся к стоявшему, будто соляной столб, Багу и похлопал ладонью по подушкам рядом с собой. — Двигай к столу, дружище. Или тебе пива? — снова обернулся к принцессе. — Напарница, мой друг полдня мечтает о бутылочке «Великой Ордуси». Но у нас и минуты свободной не было… Выручите?

Принцесса и впрямь стала вся как фарфоровая. Ее фигурно выписанный помадой нежный ротик ошеломленно приоткрылся, и оттого она сделалась похожа на испуганную девочку.

В горле у Бага что-то заклокотало. Если бы взгляд мог испепелять, от Богдана осталась бы лишь прожженная в ковре и в полу дымящаяся дыра. Баг шагнул вперед, сел на подушки и по пути незаметно, но вполне ощутимо пихнул напарника ногой в седалище. Богдан и ухом не повел – его лишь немного встряхнуло.

Принцесса медленно подняла раскрытые ладони – на одном из ее запястий невесомо качнулся сложенный розовый веер, — чтобы хлопком позвать кого-нибудь из слуг. Какой приказ она бы отдала – ни Богдан, ни, тем более, Баг, не могли сказать с уверенностью.

— Мой друг шутит… — просипел Баг деревянным голосом.

Богдан засмеялся.

— Принцесса, — сказал он, почтительно, но коротко кланяясь, и тут же вновь поднимая голову, — мне кажется, с самого начала мы с вами никак не можем взять верный тон. По-моему, это из-за того, что мы с напарником оба в первый момент действительно выглядели как болваны. Но клянусь вам и Спасителем, и Учителем, это всего-навсего оттого, что мы ожидали никак не принца и уж тем более не принцессу. А потом слово за слово… покатилось. Мы были потрясены не вашим небесным положением, а вашим полом и вашим очарованием.

Повисла тишина.

— Скажите, еч Богдан… — уронила принцесса. — В вашем… Возвышенном Управлении – работают женщины?

— Конечно.

Принцесса чуть качнула головой.

— Вы открытый и добрый человек, еч Богдан, — задумчиво и серьезно сказала она. — Мне это по душе. Скажу вам, как вы мне, честно и от всего сердца: я завидую этим женщинам. Но, — она вздохнула, — демократизация в Ордуси пока не дошла до того, чтобы дочь императора могла пойти работать следователем или, наоборот, защитником. И вряд ли в этом рождении мне уж доведется… — она запнулась. Баг и Богдан внимали, затаив дыхание. — Мне кажется, я могла бы стать неплохой напарницей. А сколько я всего знаю! У вас уходят сутки, а то и недели на то, чтобы добыть сведения, которыми я сыта по горло благодаря бесконечным дворцовым сплетням. Батюшка, наверное, от них сошел бы с ума, если бы не его любимая биология приматов моря… А я… Мне хотелось бы фехтовать – я прекрасно фехтую! Выслеживать, бегать по крышам… — В голосе принцессы скользнули мечтательные нотки.

— Далеко не всем из нас приходится бегать по крышам, — подал голос Баг, покосившись на напарника.

Принцесса впервые повернулась к нему, и в глазах ее, как и днем, мелькнули озорные огоньки.

— Налейте мне чаю, еч Баг, — просто сказала она.

Это была неслыханная честь.

Баг резко вскочил, так что одна из его подушек натуральной лягушкой прыгнула из-под него едва ли не к самой стене павильона; схватился за чайник. «Только бы не расплескать… Только бы не попасть мимо чашки…» — судорожно думал он, склоняясь над столиком.

— А я, в свою очередь… — сказала принцесса и, прежде чем кто-либо из напарников успел хоть что-то сказать, все-таки хлопнула в ладоши. Через мгновение в сумеречном проеме выхода на крытую галерею, соединявшую павильон с террасой Балтийского Единения, появился слуга.

— Нам нужна бутылка пива «Великая Ордусь», — хрустальным голосом проговорила принцесса.

Как Баг не плеснул раскаленного чаю принцессе на колени – этого он и сам не мог понять.

Слуга оказался на высоте. Старой Ханбалыкской закалки. Он, правда, несколько мгновений молчал, осознавая услышанное, — но, когда осознал, лишь спросил абсолютно обычным голосом:

— Охладить?

Принцесса подняла на Бага растерянные, чуть ли не виноватые глаза и переспросила:

— Охладить?

Баг, так и стоя истуканом с чайником в руке, сглотнул.

— Охладить, — вымолвил он.

— Охладить! — повелительно сказала принцесса.

Слуга исчез.

— Благодарю, еч Баг, — сказала принцесса. — Вы можете сесть, — она подождала, когда Баг вернется на место, и решительно закончила: — Так вот, я полагаю, тон найден. Только и вы, и я к нему никак не можем привыкнуть. Напарник еч Богдан, — она указала веером на Богдана, — напарник еч Баг, — она, выпустив тут же повисший на шелковой петельке веер, указала на Бага своим аккуратным пальчиком, украшенным длинным серебристо-сиреневым ноготком, — напарница еч Ли, — она положила ладошку на свою высокую грудь, затянутую тончайшим шелком. — Будет так. Но… конечно… только когда мы втроем. Вам это не кажется… — она застенчиво посмотрела на Бага, на Богдана, — неприятным или слишком лицемерным?

Богдан помедлил и отрицательно покачал головой: не кажется. Он понимал принцессу. Что же касается Бага, то он сначала закивал, затем замотал головой, затем окаменел, а затем снова закивал. Принцесса уж давно опустила руку, а перед его глазами все стояло видение ее ладошки, прижатой к газовому шелку на груди.

— В Ханбалыке известие о хищении креста Сысоя произвело поистине страшное впечатление, — проговорила принцесса, чуть пригубив жасминового чая из своей чашечки. Богдан и Баг тоже налили себе, но пить пока не стали: для Богдана чай был слишком горячим, а Баг, что греха таить, ждал пива. — Дармоеды из Директората по делам национальностей договорились до того, что вопиющее оскорбление духовной святыни одной из наиболее мощных народностей империи может негативно сказаться на лояльности всего улуса по отношению к центру – если Ханбалык не проявит непримиримой суровости ко всем, кто связан с преступлением. Директор Жо Пу-дун несколько часов пел батюшке эту песню и, в общем, сумел его всерьез встревожить. А когда встал вопрос, кого из Семьи послать присмотреть за расследованием, я вызвалась сама. Я немножко знаю… — она запнулась, покосилась на Бага, и продолжила фразу наверняка иначе, чем хотела мгновением прежде: — людей. И считаю, что вам здесь виднее, нужно ли быть снисходительными или суровыми, непримиримыми или мягкими. А мое дело – помочь вам быть такими, какими вы решите быть. Чтобы никто ничего не испортил, руководствуясь пусть и благими, но общими… как говорят за морями – общечеловеческими… соображениями.