Восьмая нога Бога - Майкл Ши Страница 29

Я отвела глаза,– надеюсь, раньше, чем она успела заметить навернувшиеся на них слезы. Притворилась, будто разглядываю видимую часть долины, куда нам вскоре предстояло спуститься. Потом откашлялась и сказала:

– Моя дорогая, разве мало того, что вся наша благочестивая миссия, возможно, один сплошной обман, который и так навлечет на нас гнев богов? Стоит ли нам еще открывать на них охоту?

Мав окинула всю нашу компанию беглым сочувственным взглядом, от которого нам стало немного не по себе.

– Видно, я не совсем понятно объяснила, – серьезно заговорила она, – и никто не позаботился рассказать вам, что такое Жребий. Дело не только в том, что дедушка А-Рак придет сегодня ночью на Стадион за своей данью. Все его сыновья, от мала до велика, вылезут из своих нор, чтобы отведать человечины. Это, конечно, незаконно, и Церковь делает вид, будто ничего такого не происходит, но все знают, что за одну ночь паучье отродье пожирает народу больше, чем за весь год, и даже самые отчаянные храбрецы и носа не покажут сегодня на улицу. Так что нам не придется выбиваться из сил, чтобы найти паука, которого я мечтаю убить, – он сам будет охотиться на нас.

Как только смысл сказанного дошел до меня, я зашипела:

– Грязная вонючая хитрая сука!

Мав сразу поняла, кого я имею в виду.

– Может быть… хотя, если она не пускалась с вами в откровенности, это еще не значит, что у нее дурное на уме. Кстати, раз уж мы о ней заговорили, – в карту-то вы сегодня заглядывали?

И хорошо, что она напомнила, ведь карта опять изменилась.

– Ну вот, теперь нам снова велят держаться вершин и, не спускаясь к реке Сумрачной, идти в следующую долину, к северу отсюда, – как бишь она называется?

Мав эта перемена, похоже, обрадовала.

– Ага, на это я и надеялась. Думаю, где бы ни была сейчас ваша клиентка, она видит, что происходит вокруг вас, – не глазами, конечно, а своими колдовскими способами, – и на ходу меняет планы. Только сегодня утром вот эти превосходные дворняги мне сказали, что в долине Петляющего Ручья, где вы должны были переправиться на тот берег, паучьего отродья столько, что и близко подходить не надо, за версту ими разит. Уж не знаю, чего она от вас хочет, но вы явно нужны ей живыми. Вот так. Ну, так что, берете меня с собой?

Мне ее присутствие было только в радость, да и остальным тоже. Она приспособилась к нашему шагу, едва мы тронулись с места, а шавки нырнули обратно в траву и помчались вперед вынюхивать опасность.

– Вот в такой же чудный солнечный день, как сегодня, – заговорила наша новая спутница, – я впервые в жизни увидела а-рачонка. Я и сама тогда была совсем мелкая, не больше пяти годов от роду, когда отец взял нас, ребятишек, на пастбище. Лето выдалось засушливое, пастухам приходилось гонять стада в низины, поближе к лесам, где трава была позеленее. И вот отец посадил нас с братом Данабом – тот был постарше и присматривал за мной – на опушке, оставил нам лепешку да мех с молоком, а сам пошел искать отбившуюся от стада скотину.

До сих пор стоит перед глазами эта сочно-зеленая стена деревьев, стволы опутал вьюнок, цветов не счесть, а надо всем этим пчелы, медовые осы, шмели-жужжуны, стрекозы и еще какие-то мотыльки с крылышками, которые так и горят на свету, что твои цветные стекла. У меня от одних только цветов глаза разбежались, такие они были большие и яркие, не то, что у нас на холмах; тут тебе и лиловые колокольчики, и красно-золотые огненные колеса, и белые, как снег, лилии с целыми гроздьями малиновых тычинок. А воздух прямо огнем горел от разноцветных букашек – ну в точности крохотные ангелы вышли порезвиться, да так проворно перепархивали с цветка на цветок, что мне показалось, будто какой-то полог колышется над лесом.

И тут я увидала нескольких крупных черных шмелей – прежде-то я их и не замечала, так мельтешили перед глазами всякие крылатые козявки. А эти забились в листву, сразу и не разглядишь. И не порхали туда сюда, как другие, а словно висели в воздухе, так что мне сперва показалось, будто у них и крыльев нет вовсе. Тогда я стала приглядываться: шевелятся они или нет? Или это ветерок перебирает листики вокруг? До чего же любопытно, и как странно, что эти большие черные шмели неподвижно парят в воздухе, да еще и без крыльев!

Я уже совсем было собралась подойти поближе, как вдруг среди прошлогодней листвы, прямо под тем местом, где висели загадочные шмели, что-то едва слышно зашуршало. Целую минуту я вглядывалась в плотный полог ветвей, прежде чем нашла просвет и поняла, откуда идет шорох. Это была старая шавка: она лежала на боку и смотрела прямо на меня из своего укрытия. Сначала я подумала, что она, наверное, дремала, потом пошевелилась во сне, приоткрыла глаза, увидела, что я смотрю на нее, и проснулась окончательно. Но нет. Слишком уж она пристально на меня уставилась, того и гляди… ну точно, глаза вот-вот на лоб вылезут! А все потому, что… нет, так не бывает, и все же… ну да, она старится прямо у меня на глазах. Кожа натягивается все туже и туже, щеки опадают, сквозь них проступают бугорки зубов, губы превращаются в две полоски пересушенной на солнце кожи… И глаза, они тоже меняются, мутнеют, вот уже стали тусклыми, как воск, провалились, и только сморщенные бугорки, как засохшие плевки, торчат наружу…

Я все не могла взять в толк, как это шавка состарилась так быстро, и вдруг увидела: два длинных, черных, гладких не то клыка, не то жала впились в жилистую, как у мумии, шею шавки. Об этих штуках я и раньше слышала от Данаба, который пугал меня всякими страшными сказками.

Медленно я перевела глаза на гроздь неподвижных черных шмелей и поняла, что никакие это не шмели, а паучьи глаза. Все это время я разглядывала кормящегося бога-паука, а он разглядывал меня…

– В долине Петляющего Ручья красиво, правда?

Вопрос Мав прозвучал насмешливо и горько, но долина, что раскинулась по правую руку от нас, и впрямь была прекрасна. Солнце уже встало, и западный склон, как раз у нас под ногами, купался в его лучах, так что фермерские домики и другие постройки далеко внизу были видны как на ладони, а капли непросохшей росы на траве и кустах стреляли длинными золотыми искрами. Особую живописность пейзажу придавала гряда холмов: она не сбегала в долину пологими склонами, как это бывало прежде, а круто обрывалась у самых наших ног, будто ее ножом срезали. У подножия, саженях в двухстах от вершины, зияло ущелье, прорубленное, вероятно, в тот же миг возмущения земной коры, когда был воздвигнут и этот природный крепостной вал. Склоны ущелья покрывала обильная зелень, а значит, на дне бил родник или же по стенкам стекали ручьи, неся избыток воды со всей долины. Заросший непролазной чащобой овраг тянулся вдоль холмов, пока не сливался в некотором отдалении с лесом, через который прокладывал себе путь Петляющий Ручей.

Пока я привыкала к этому нехарактерному для Хагии пейзажу и пыталась разглядеть строения – большие и помельче – на противоположном берегу реки, Ниффт, о котором я совсем позабыла, тоже увидел что-то любопытное вдали, покинул свой пост во главе отряда, сошел с дороги и вскарабкался на гряду камней слева, – без сомнения, чтобы лучше рассмотреть то, что его так захватило. Там он не замедлил шаг (а что бы ему стоило!), но продолжал трусить вперед, пытаясь поймать двух зайцев разом: и служебный долг выполнить, и любопытство удовлетворить.