Корректор реальности - Олег Языков Страница 29

– …Вот так, хорошо. Берите стул. Или, нет, – садитесь во-о-н в то кресло, в нем будет поудобнее… Да оно и лучше подойдет сыну бога. А по батюшке вас как величать? Саваофович?

Теперь глаза маршала откровенно смеялись. Интересно, что он нашел тут смешного? Он ведь глубоко верующий человек. Да и в ушедшей в прошлое в 17-м году империи это было общепринято.

– Нет, товарищ маршал, Адрианович! Или – Перунович… Это как посмотреть.

– Ну-ка, ну-ка, голубчик, продолжайте, прошу вас… Мне уже и без ваших лекарств стало лучше, уверяю вас, майор! Рассказывайте!

– Хорошо, товарищ маршал…

– Давайте без чинов… я ведь уже сказал. Вы пришли навестить больного старика? Лечить его? Вот и давайте вновь познакомимся, товарищ лекарь, – Борис Михайлович Шапошников! А вас как звать-величать?

– Кошаков, Вадим Игнатьевич Кошаков… Там, где я был сыном бога, меня звали Тур. Но, прежде чем начать разговор, Борис Михайлович, дайте-ка я вам поставлю вот эту штуку… на сгиб локтя или на запястье… Не беспокойтесь – это лекарство. Не из госпиталя, берите выше! Из горних, можно сказать, вершин! Из другого мира. Нам не помешают? Нет? Тогда – слушайте…

И я начал свой рассказ. Глядя прямо ему в глаза…

Прошло около часа. Шапошников порозовел, он непосредственно охал и ахал в ходе моего рассказа. Самочувствие его явно улучшилось.

– Может быть, чаю… э-э-э, Вадим Игнатьевич, а?

– Отчего же, Борис Михайлович, я с удовольствием!

Шапошников, покряхтывая, неуклюже развернулся и нажал какую-то кнопку. Дверь приотворилась, и в комнату заглянул порученец.

– Хорошо бы нам чаю, голубчик… да с вареньем и лимончиком! Сделаете?

– Сейчас, товарищ маршал! – Порученец исчез.

– Помогите-ка мне подняться, Вадим Игнатьевич… совсем я расклеился… У-ф-ф! Вот так, хорошо. Садитесь рядом…

Дверь вновь открылась, теперь широко. Зашел подполковник, за ним – пожилая женщина с подносом. На сервировочном столике был быстро накрыт чай.

– Спасибо, спасибо, а теперь – включите, пожалуйста, радио… Вот так, хорошо, вы свободны, голубчик. А мы тут еще поговорим. Не беспокойте нас, хорошо?

– Слушаюсь!

– Прошу извинить – скоро жена будет петь… Она у меня, знаете ли, певица. Послушаем вместе… Так вот, Вадим Игнатьевич… о чем это я хотел спросить… – Маршал в затруднении посмотрел на меня.

Я знал, о чем.

– Это должно было произойти в марте 1945 года… У вас рак желудка, Борис Михайлович, болезнь запущена…

Он не дал мне договорить. Взгляд его был твердым, но грустным.

– Вот, значит, как… М-да… Но я не об этом… – голос его напрягся. – Я о победе. О нашей Победе!

– Май 45-го, вы не доживете до Победы дней сорок пять. Точнее – не дожили бы… Вот, это я оставляю вам. Никому не показывайте! Особенно – близким и врачам. Ночью, когда вы будете один, ставьте, как я вам показал, на запястье. Раз в неделю. Думаю, это даст вам два-три года. Я не бог, я только сын бога… Смерть я отменить не могу. Да и он, наверное, тоже. Без смерти не будет и жизни, так ведь?

– Май сорок пятого… Еще немного… Хорошо. Так с чем вы пожаловали, Тур?

Теперь на меня смотрел Маршал. Оценивающе, требовательно и повелительно.

– Май, а теперь – может быть, и апрель. А то и еще раньше… Я появился – и пошли искажения знакомой мне истории. Но – все равно. Эта война слишком больно ударила по стране, по нашей с вами Родине. Как информировали Сталина сразу после войны, Советский Союз потерял больше 15 миллионов человек. Около восьми миллионов – это невозвратные боевые потери. Остальные – мирное население, убиты, сожжены целыми деревнями, вывезены в рабство и затерялись там… Потом эта цифра все росла и росла, от одной годовщины Победы к другой годовщине… Теперь говорят о 27 миллионах. Пусть их… я не знаю, кто прав. Ведь первую цифру тоже не с потолка брали. Я знаю, читал – учитывали всех, кто ушел на войну, всех, кто погиб на глазах у соседей и знакомых. Были подворовые обходы, старались на совесть. Да и Сталин… Наверное, он знал, какую цифру озвучивает. Этот вопрос сейчас для меня не важен. Моя задача – уменьшить эти потери. Иного для себя я не вижу.

– Вот даже как… Божьим промыслом, значит…

– Нет. Оружием и смертью врагов.

Мы взглянули друг другу в глаза. Да, Борис Михайлович. Так, и только так.

– А вы… извините, способны уничтожать врагов тысячами? Своего рода длань Апокалипсиса?

– Да, тысячами. Если понадобится – дивизиями. Желательно – на марше. Чем плотнее построение вражеских войск, тем проще.

– Вот оно как… Прошу простить старика, шутка была неуместна. А вы, значит, при известном усердии германцев можете к вечеру 23 июня 41 года победить, так?

– Если я так решу – да! Но я так решить не могу.

– И слава богу! Ух, отлегло… Поймите, Вадим Игнатьевич, ведь война – это не только смерть миллионов и всенародное горе. Это и всенародная слава, обновление и укрепление народа как единого организма, его становление на новый уровень, взросление, возмужание, что ли… Вот, представьте – столетиями русский народ готовился сбросить Батыево иго, бился, проливал кровь, стонал, закусывал до крови губы от боли небывалой, но – боролся… И выстоял, встал с колена, опираясь на меч! На меч – заметьте! И в страшной сече вырвал свою свободу, как боевые стяги вознес ввысь свою гордость! И поняли люди – отсюда, с этого залитого кровью поля, пошла другая Русь, родился другой народ – единый и сильный, смелый, честный и гордый своей победой над страшным врагом. А не было бы этого? Пришло бы время – Орда развалилась бы и сама. Да-да, развалилась бы… Были все предпосылки. А вот кто бы тогда поднялся с колен? Забитый раб, ускользнувший от хозяйского глаза и плетки? Что бы это был за народ? Не приведи господь! Даже и мыслить не хочу! Так и здесь. Если дано господом нашему народу испытание – не дело сына божьего в него встревать и переписывать саму жизнь народную по своему капризу, как ему поблазнилось… Это значит против всех замыслов создателя пойти… Но я понимаю вас, понимаю и разделяю вашу боль. Только как защитить детей наших, женщин и стариков, как спасти бойцов от бессмысленной и нелепой гибели…

– А вот как – это вы мне и должны сказать, Борис Михайлович. И не дивизиями, конечно, буду я убивать врагов. Уж больно это заметно будет, явно уж очень… Нужны точечные, игольные уколы. Тут – мост уничтожить на пути немецких танковых колонн, там – вывести из строя железнодорожные пути и оставить наступающие фашистские войска без боеприпасов и горючего. Много чего можно. Я не шутил, когда говорил, что могу уничтожить танковую дивизию на марше. Да вот только не ходит дивизия единой колонной, а жаль. Да и какой длины будет эта колонна. Замучишься жечь… Для вас, конечно, не секрет, что война нами уже выиграна. В сорок четвертом году будут блестяще реализованы крупнейшие боевые операции по всему советско-германскому фронту. Потом их назовут «Десять Сталинских ударов». Будет освобождена территория Советского Союза. Война перейдет на землю врага. Но и там будет достаточно тяжело. Потери в последних боях в Венгрии, при штурме Зееловских высот, да и при штурме Берлина будут очень высокими. Сотни и сотни тысяч наших солдат. Это чрезмерно высокая плата за Победу, товарищ маршал. Вы стратег, штабист высочайшего класса! Дайте мне эти точки! Эти развилки возможных событий! А я приложу все силы, чтобы приблизить нашу Победу и снизить наши потери. Я вам клянусь…