Огонь в янтаре - Катерина Крутова Страница 29

* * *

В черном гроте взвивались искры. То не огонь разгорался в ночи, и не звезды с небесного Фьорда заглядывали в чертог — любились двое, как впервые познавшие себя, открывая заново потаенную глубину.

—Знать, правдив тот сон, где девка босоногая меня-мальца, сперва о камни прибрежные чуть не убила, а после зябкого своим телом согревала?— приговаривал Возгар, целуя бедра покатые, горячие на ощупь, что угли из костра.

—Тебя к берегу вынесло полумертвого, жаль стало — вдруг русалки такого красавца заберут,— Яра посмеивалась, сбиваясь на стоны, пропуская сквозь пальцы пряди темных волос, направляя ласками, отдаваясь нежности.

—Жалостливая, значит. Оттого и Туровых вэрингов из шторма вытащила?

—Оттого. Глупая я, видать. Не смогла в стороне остаться, хоть Дракост и наставлял — не казаться людям в драконьем обличии. Но не сдержать на земле натуру, что рождена над миром парить… Вот так хорошо, да…— выгнулась навстречу, щуря янтарные глаза, выпуская в песок длинные ногти.

—Ты гляди там, не обратись ненароком, я еще не настолько обвык, чтоб с ящеркой любиться начать,— остерег Возгар, целуя кожу, покрывшуюся узором золотой чешуи.

—Знал бы ты, каково это впервые собой быть,— прошептала Яра, возвращаясь в девичье обличие.— Похлеще медовухи пьянит.

—Шустрая больно,— усмехнулся Возгар, нависая на локтях и любуясь сверху.— Ты вон сколько лет в небесах паришь, а я лишь поутру узнал, что и сам от драконов род веду. Может, однажды с собой в полет возьмешь?

Стоном согласия ответила ящерка, то ли на слова, то ли на вошедшую в женское естество удаль богатырскую.

—И мне б того хотелось, да только лишь в древних сказках у двоедушных крылья растут.

—Так и драконов сто лет никто не видывала, а тут, глядь, одна уж и подо мной,— не успел воин договорить, как Яра взвилась, подминая, оседлала, что жеребца норовистого.

—Под тобой, говоришь?!— ухмыльнулась, белоснежными перлами раззадоривая, да откинулась так, что стало им двоим не до бесед.

Рассвет робкими первыми лучами расчертил темный грот. Двое спали, укрывшись одним плащом, утомленные ночью, полной любви. Плеснула хвостом шустрая выдра. Громко заржал пасущийся над крутым обрывом конь. Не услышал Возгар, лишь поежился от прохлады, теснее прижимая Яру к груди. Быстрая тень перечеркнула утренний свет, зашуршал под осторожными шагами песок. Дрогнули вежды, сквозь ресницы сонно глянули карие вишни глаз.

На границе света и тьмы стояло существо — с телом женским, ногами звериными, хвостом змеиным, крылами птичьими. Щурились от солнечных лучей привыкшие к мраку, подведенные сурьмой очи. Не по-людски длинный язык облизал губы, сверкнули острые клыки.

—Позже,— сорвалось с шипением.

Яра резко села, отряхиваясь ото сна — проем был пуст. Только быстрая тень мелькнула над берегом, да волны с шелестом перебирали мелкую гальку, замешивая в темный песок.

—Поморники, что-то раскричались,— сказала самой себе, унимая тревожно бьющееся сердце.

—Куда опять собралась?— недовольно забурчал, заворочался Возгар, утягивая ее обратно под покров плаща.

—Тут я, тут,— мирно улыбнулась, устраиваясь вновь на широкой груди.

—То-то, неугомонная. Спи, еще толком не рассвело.

И они продолжили нежиться в объятьях друг друга, откладывая на потом весь мир.

* * *

Живот округлялся не по дням, а по часам. Точно потаенная, заключенная в утробе жизнь, обрела внезапную тягу себя показать и других повидать. Еще в ночи Возгар целовал плоскую равнину, спускающуюся от пупка, а сейчас осторожно гладил небольшой округлый холм, пока еще помещающийся в две ладони.

Босые, обнявшись, стояли они по колено в холодных водах прибоя, способных смягчить сжигающий обоих внутренний жар.

—Он ящуром родится, иль как ты — человеком?— задал воин мучающий его вопрос.

—Ящером,— поправила Яра, объяснившая намедни, что ящурами драконов невежды кличут. Так давно Крезы придумали, чтоб сильней память о драконах замарать.— Я не родилась, а вылупилась из яйца, и о том, что родителей своих не знаю, тебе не врала. Дракост, тогда еще молодой послушник, потаенный грот нашел и яйцо в нем схороненное. Что-то в действиях его меня пробудило, но сколь мы не гадали, что именно, так и не смогли узнать. Первые драконьи годы смутно помню — разве что, как летать училась. Дракост меня то в гнездо поморникам подсаживал, то с обрыва вниз скидывал. Без толку. А однажды он пришел, а я уже не драконица малолетняя, а девчонка, чуть его младше. Очень мне хотелось с ним поговорить людским языком, а не зверушкой бессловесною оставаться. В тот же год впервые взлетела — от испугу. Мы тогда на пустоши играли, и он обрыв не заметил, сорвался. Скулит внизу, на помощь зовет, сам подняться не может. А скалы в щели отвесные — никак не забраться и не спуститься. Я было за веревкой побежала, да боясь, что не успею, разогналась и вдруг, чую, ноги мои земли не касаются, и ветер в ушах свистит. Обернулась — за спиной крылья янтарные, тут-то с перепугу в кусты ракитника и брякнулась. По потом вновь обернулась и вытащила Дракоста. Оцарапала, правда, сильно. Не умела силу рассчитывать. Он иногда бахвалится в бане старыми шрамами. А еще говорит, что первые драконы превращаться не умели, только те, кто долго бок о бок с людом жили, пищу с ним делили, обычаи перенимали, духом проникались, только те научились в мужиков иль баб перекидываться.

—Так выходит и наше дитя сперва ящером будет?— Возгар поморщился. Все же странно было ему себя отцом драконьим ощущать.

—Зависит от того, есть ли в нас миру нужда. Мы ж часть его, творцы и защитники…— Яра замолчала, будто пробуя следующее откровенье на вкус.— Я же тоже долго гадала, зачем родилась в мир, где к ящерам лишь ненависть, а от драконов лишь зло. Но, видно, на роду был написан и грот этот, к которому бездыханного рыбака прибило, и община, где последние, правду ведающие, живут, и ты, потомок Светозара, ставший и болью моей душевной, и радостью сокровенной. А уж кого союз наш породит, то лишь Скёль иль Видана предсказать могут, и то, если откроется им сокрытое.

—А в «Брюшке»-то что делала? Неужто по мне соскучала и найти захотела?

—Искать не искала, но увидев, признала сразу, хоть без малого двадцать лет прошло. Зимич ж тебе рассказал — наемница я. Заказ был, след к таверне привел. Навию я искала, что из колыбели дитя похитила. При том странно так — много зим с того случая прошло, но уверял меня староста, что встретил на ярмарке молодуху один в один его женка почившая. И решил, что, то дочь его, уже много лет как пропавшая. Оказалось, случаи подобные еще были, да не с людьми — из зверинца одного детеныш пардуса черного*(пардусами на Руси называли леопардов. Черный пардус — пантера) исчез, а у богача бесследно из клетки змея диковинная пропала, такая что младенца в один присест проглотить может, и все это в один год. Только, что ищу я тогда не понимала, но чуйка драконья верным следом вела, покуда в «Брюшке» у тебя промеж ног погань ту не увидала.