Солдат - Василий Сахаров Страница 29

— Вот именно, и сейчас он сказал, что остаётся президентом до тех пор, пока в стране военное положение. И я тебе точно говорю, что заваруха какая-то будет в самое ближайшее время. Районные царьки ждали, что после разгрома орды военное положение отменят, пройдут выборы и кто-то из них станет новым президентом, а теперь им полнейший облом. Симаков уравнял борьбу против дикарей с полноценной войной, и теперь он просидит на троне столько, сколько сам того пожелает. Опять же — повышенный налог отменил, а этим сразу симпатии населения привлёк.

— Ха, Филин, но он же сам этот налог и ввёл, когда военное положение объявлял.

— Ты думаешь, простой народ это помнит? Нет, братан. Тем же крестьянам, например, это всё равно — отменили налог, и хорошо. Кто отменил? Правильно, президент отменил, а вера в доброго царя наверху в нас неистребима.

— Это получается, что у нас теперь диктатура?

— Она самая, — согласился Филин.

— Лично я совсем не против. Симаков как глава государства — нормальный, за нас, за гвардию, всегда горой стоял, так же как и мы за него, а царьки эти региональные всех уже достали, дальше некуда, пора их уже и придавить. Вон я ветеранов наших послушал, как при прежних правителях было, так ничего хорошего, то продовольствие порченое пришлют, то выплату жалованья задержат, а то кого-то из бойцов в тёмном переулке неизвестные бандиты пристукнут. Теперь же другое дело, всё в срок поставляется и по высшему разряду, да и развёртывание батальонов в бригады дорогого стоит. Нет, как бы там ни было, а я за Симакова.

— Я тоже. — Филин со мной не спорил. — Понятно же, что лучше Симаков наверху, чем какая-то тряпка половая, которая, как флюгер под ветром, каждый день мнение меняет.

Прерывая наш разговор, появились дневальные с обедом. После трапезы пришёл черед докторов, которые ходят по палатке и осматривают нас, своих пациентов.

Со мной всё понятно, контузия, многочисленные ушибы и пара побитых рёбер. По большому счёту я уже готов к тому, чтобы в родную роту вернуться, ничего не болит, гематомы с лица сошли, только рёбра иногда ноют. Другое дело — мой комод, у него что-то серьёзное, и каждый день его для более тщательного осмотра в другую палатку вызывают. Сейчас бы поспать, но надо сержанта дождаться, узнать, что у него и как.

Потянувшись всем телом, задумался. Какое всё же приятное это состояние — покой. Никуда не надо торопиться, спешить или чего-то остерегаться. Валяюсь без всяких тревог на чистой койке, а вокруг меня, туды-сюды бёдрами покачивая, симпатичные медсёстры по своим делам бегают. Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо, особенно когда знаешь, что раны твои не тяжёлые и вскоре ты снова будешь бегать по полям, как молоденький зайка по весне.

— Ирочка, золотце, — окликнул я одну из проходящих мимо медсестёр, — будь добра, включи радио, а то речь президента только дали — и тишина.

Стройная кареглазая девица восемнадцати лет остановилась, с укоризной в глазах посмотрела на меня и ответила:

— Саш, ты ведь не первый день у нас, знаешь прекрасно, что радиоточка в госпитале только по расписанию включается.

— Знаю, — улыбнулся я, — но не в радио дело. Просто с тобой парой слов перекинуться хотел, голосок твой добрый и ласковый услышать. Может, пригласишь защитника родины в гости, на вечернюю чашку чая? Чисто по случаю славной победы, разумеется.

— Нельзя тебе, — она запнулась, — чай по вечерам пить. Доктор сказал, что тебе покой требуется. — Девушка грамотно изобразила смущение, и щёки её украсились лёгким румянцем.

— Да какой покой, красавица? Контузия, переутомление и ребро побитое — это ведь не страшно, — попытался я продолжить разговор. — Я уже полностью здоров и готов к чаепитию.

— Нет, — усмехнувшись, отрезала медсестра и, одарив меня на прощание озорной улыбкой, умчалась по проходу между койками.

Ничего, всё одно, к вечеру я её уболтаю, и вечернее чаепитие, переходящее в утреннее, вполне может состояться, ведь вижу, что я ей понравился, вон как глазками стреляет. Опять же, ухажёров за ней не бегает, я таких за неделю своего пребывания в бригадном госпитале не наблюдал, а тепла девушке хочется. Впрочем, как и любому живому человеку без отклонений в башке.

В палатку вернулся Филин, и, что плохо, от него несло табаком. Курил мой комод только тогда, когда сильно нервничал, и, судя по этому признаку, дела его были не очень хороши.

— Что врачи сказали? — обратился я к нему.

— Ничего хорошего, Мечник, — он прилёг на кровать, и та жалобно скрипнула, — но и ничего особо страшного. Говорят, что не годен я теперь к службе. Что-то мне эти дикари во время драки пережали, и теперь какой-то нерв на руке усыхает. Восстановить меня врачи не смогут, а значит, всё, кончился сержант гвардейского спецназа Филин и появился на свет вольный фермер Егор Черносвит.

— Домой поедешь?

— Да, здесь оставаться никакого смысла нет. Пять лет я выслужил честно, денежка в банке имеется, пора домой возвращаться. Отстрою домишко, женюсь, заведу хозяйство и буду жить, как все обыватели. Тем более что давно хотел фермерством заняться.

— Что выращивать будешь?

— Овощи, фрукты, картофель, капусту и прочие баклажаны-кабачки.

— А ты сам откуда?

— Посёлок Гвардейский, — усмехнулся сержант и тут же спросил: — Что, не слыхал о таком?

— Нет, а где это?

— Недалеко от развалин станицы Динской, под Краснодаром. В своё время правительство там землю для отставников из гвардии выделяло, кое-кто остался, а среди них и батя мой.

— Так ты, получается, потомственный гвардеец?

— Ага, третье поколение.

Кивнув на выход из палатки, я спросил:

— Что там, в курилке, слыхать чего? Что «солдатский телеграф» вещает?

— Нормально, орду наши войска разгромили в пух и прах, никого не оставили, а Сальская группировка «беспределов» развернулась и обратно к Волге пошла. Через неделю-другую две наши роты, что под Мокрым Батаем геройствовали, в расположение вернутся.

— Что про потери говорят?

— Потерь много, Мечник, очень много. Под самый конец сражения «беспределы» собрали всех своих собак боевых, обвязали их бутылками с зажигательной смесью и ночью на наши позиции послали. Эти твари врывались в окопы и первым делом в блиндажи лезли.

— Не понял, а как же они самовозгорались?

— Смесь горючая, как парни говорят, двухкомпонентная — собака понимает, что достигла цели, бьётся об металл, две-три бутылки вдребезги, и происходит поджог. Слух ходит, что даже пару БТРов так твари спалили.

— Нехило повоевали.

— А то, это же «беспределы», и чего от них ожидать, никогда не угадаешь.

— Из наших командиров видел кого?

— Черепанова и Ерёменко-младшего, возле офицерской палатки сидят, врачихам байки про своё геройство рассказывают.