Девять бусин на красной нити - Александра Питкевич Страница 29

– Не сегодня, Бергель.

– Это да, – Брат помолчал, восстанавливая силы и выравнивая дыхание. Его кожа от моих воздействий стала более темной, почти синей, и хримтурсу требовалось время, чтобы прийти в себя. Впрочем, как и мне. Просто так поглотить столько холода без последствий не мог никто, – но в простом бою я все еще разобью тебе нос.

– Трюд расстроится.

– Это да, – повторил Бергель, скорчив гримасу. Мою мать в Чертогах уважали, и никто не любил, когда она огорчалась. Особенно отец, а с его мнением приходилось считаться.– Тебе полегчало?

– Определенно, но я бы еще поиграл с тобой…

– Хакон, Бергель, – один из прислужников появился на краю площадки, не решаясь подойти близко, – вас Трюд зовет. Сейчас.

Толпа собралась приличная. Хримтурсы не сильно любопытны, но когда что-то происходит на их землях – предпочитают разбираться сразу. При нашем приближении народ, преимущественно серокожие великаны и полукровки, расступился, пропуская вперед. У внутреннего кольца толпы стояли мать и отец. Низкорослая Трюд задумчиво крутила конец длинной косы, перебирая мелкие камни на цепочке, вплетенные в волосы, отец же стоял, склонив голову чуть на бок и сложив руки на груди. Оба были весьма задумчивы, словно увидали редкую диковинку, но не знают, что с ней делать.

– Отец, Трюд, – Бергель приветственно кивнул, вопросительно поднимая снежную бровь.

– Мама. Отец, что у вас?

– Мы не знаем, – задумчиво отозвалась цверга, чуть повернув голову в нашу сторону. – Но надеемся, ты сможешь помочь.

– Почему я?

– Это существо что-то защищает, а ты у нас мастер в подобных вопросах, – отец сделал движение рукой, предлагая оценить ситуацию.

Натсуми.

Гул. Тихий гул в голове и стук сердца в ушах. Глухие удары, затмевающие все вокруг. Пространство кружило, немного вибрировало и гудело, как трансформатор. Но, по крайней мере, я больше не ощущала угрозы жизни. Но это же надо, потерять столько сфер за каких-то десять минут!

Лежа на холодной, такой приятной после жгучих вулканических долин, земле, с трудом ворочала мысли в голове. Они, как глыбы в болоте, не желали двигаться, прилипнув одна к другой, а мне нужно было как-то растормашиться, прийти в себя. В таком состоянии я могла впасть в анабиоз, чтобы восстановить силы. Само по себе это хорошо. Но все же, стоит это делать в более изученном месте. Мало ли, куда меня снова занесло среди этих миров, болтающихся, как бусины на нитке, без какой-то логики.

Думай, голова.

Мы упали, и мы живы. Отлично.

Ужасно, до тошноты и спазмов болит в районе сердца. Но ребра целы. Это, конечно, плюс.

Но постоянно шумит в ушах. Что, несомненно, минус.

Может, это ожерелье меня прокляло?

Я, конечно, весьма страшное создание, вся укрыта амулетами, и прочей шелухой, но кто знает.

А еще осталось совсем мало сфер. Только самые сильные.

Дедова – раз. Отца и Джи Муна – это два и три. Четыре – сфера от Великого дракона. Пять – эту подарил дядька Тануки, дедов давний друг. И шесть – подарок от монахов с Кумояма. Очень крепкая защита. Но это все, что осталось от восемнадцати.

– Натсуми, – кажется, у меня дернулось ухо. Веки опухли после жара огненных долин и я не могла открыть глаза. Тело настолько измотано, что двинуться представлялось невозможным, но мне показалось, что кто-то зовет. А может и нет. Кто может знать меня среди этих девяти миров? Это просто гул в ушах.

– Натсуми, птица, подпусти меня ближе. Я помогу. Натсуми, – и все же нет. Голос был. Спокойный, уверенный, громкий. Он перекрывал стук в голове.

– Не могу, – не уверена, что язык шевелился. От жажды, он словно прилип к небу.

– Постарайся, птица. Ты мне веришь, ты мены знаешь. Я могу помочь, – голос уговаривал и упрашивал, словно мы давным-давно знакомы. От одного его звучания мне становилось легче, спокойнее. Голос о чем-то напоминал, но тяжелые мысли буксовали, перекатываясь все по одному и тому же кругу. Шесть сфер. Только шесть. Все, что было накоплено и собрано с таким трудом.

– Натсуми, убери защиту. Мне не подойти. Ты справишься, ты очень сильная и умная девочка.

О, да. Но лучше бы эта умная девочка сидела дома. Как же болит в груди!