Хроники Ордена Церберов - Яна Ясная Страница 29

Поцелуй, пусть и односторонний, был упоительным: сердце грохотало барабаном, в голове звенело и плыло, а я упивалась собственной наглостью —  и поцелуем, как будто не было на свете больше ничего, кроме ощущения чужих губ под моими, и чужого закаменевшего (хе-хе!) тела, к которому оказалось так будоражаще прижаться.

Я осторожно потянула кисть из захвата, желая большего, и точно уловила момент, когда Камень передумал: едва ощутимо выдохнув мне в губы, он бросил ремень.

И я уже не опасаясь зарылась пальцами в короткое солнечное золото чужих волос.

Ответный поцелуй был жестким, с привкусом его злости на меня, но мне ли пугаться подобной ерунды? У меня и своей злости на Солнышко — горка, хоть разбрасывай!

И я ухнула в поцелуй, как в поединок не жизнь, а насмерть.

Когда языки сплетаются и толкаются, когда тело вьется само, сладко потираясь о того, чьи руки стискивают стальным кольцом.

Теряя разум от нетерпения и жадности, я легко прикусила Илиана за губу — и выгнулась со всхлипом, когда жесткие руки стиснули мою грудь.

Казалось бы, что там той груди —  а сколько удовольствия!

Жаркое, влажное томление между ног подводило дрожью живот, побуждая теснее и теснее прижиматься промежностью к мужскому паху, и становилось только сильнее от ощущения, как там твердо и горячо. Голова кругом! 

Сапоги слетели непонятно когда, каким-то волшебством не иначе —  и в этот раз я ничуть не возражала, когда волшебник принялся стаскивать с меня и штаны.

Когда Камню зачем-то взбрело в голову вытащить из моих кос змешкурые ленты, я только мимоходом удивилась —  они-то ему чем помешали?! Но была слишком занята, обдирая с Солнышка одежду —  жесткая куртка, а за ней и рубаха со шнуровкой на вороте празднично украсили ближайшие кусты, и теперь сверху напарника украшали лишь шрам над бровью да орденская бляха на цепочке

Стаскивать с него штаны моего терпения уже не хватило, и я просто сдернула их, насколько смогла. Благо, от возни с ремнем теперь была избавлена!

Илиан сидел на коленях, и когда он дернул меня, опуская на себя верхом —  я ничуть не протестовала. Чего уж там,  с нетерпеливым восторгом встретила горячее прикосновение шелковистой плоти —  чтобы толкнуться ей навстречу, принять в себя целиком, и замереть, чувствуя, как Илиан упирается в меня изнутри. Горячий. Большой.

Боги-боги, как хорошо! 

Прикрыв глаза, я смаковала первые мгновения близости, чувствуя, как как ветер и удовольствие прогоняют по моему телу волны дрожи.

А потом, открыв глаза, ухмыльнулась и приподнялась над его бедрами, ненадолго выпуская плоть из себя —  чтобы тут же на нее опуститься.

Вцепившись в широкие плечи, я двигалась, ритмично, чувствуя, как медово копится внутри меня наслаждение, а Камень… кажется, его руки были везде — он то пропускал сквозь пальцы пряди, волнистые после кос, то стискивал мои ягодицы, направляя и задавая ритм, то ласкал мою грудь, скользнув под рубаху.

А томное, медовое, все нарастало внутри меня, сворачиваясь  в тугой вихрь, горячий, как клубок боевого заклинания, и я спешила, отчаянно спешила, чтобы успеть, чтобы удержать это ослепительно чувство, желая достигнуть его пика —  и не желая,  чтобы оно когда-нибудь заканчивалось. 

Желанное, яркое удовольствие, даруемое твердым, горячим телом внутри меня…

И когда ослепительная молния разрядки прошила меня насквозь, через живот к затылку, застилая белый свет, сжимая в трепете внутренние мышцы, я обмякла на мужскую грудь,сквозь завесу слабости и удовольствия ощущая, как он подхватывает меня под ягодицы, как в несколько толчков догоняет свою молнию, разливаясь внутри меня горячей влагой…

Ну вот, я же знала, что он сильный и умный! Он обязательно сам со всем разберется!

Илиан

В спину кололо. Трава, то ли какой-то мелкий сор —  боги его знают. Шевелиться, подниматься, отряхиваться было лень.

Н-напар-р-рница, чтоб её, растеклась сверху медузой, и уж её-то явно ничего не беспокоило: ни мусор, ни дохлый змей рядом, ни еще какие мелочи, вроде совести..

Чудовище. 

Досталось же мне…

Эстон —  мстительная скотина, наверняка он что-то подобное предвидел. Не может быть, чтобы в письме из Логова о дивном нраве нового цербера, Танис Болотной, его ни словом не предупредили!

Обнаружив, что моя ладонь так и лежит на ее спине (а вторая —  на заднице), бездумно поглаживая кожу под рубашкой, я легонько поскреб ее между лопатками, словно пытаясь достучаться до спинного мозга, если уж он ею и управляет, и мирно (на гнев запала уже не было) поинтересовался:

—  Скажи, ты вообще обучаемая? Ты же опять сделала то же самое, за что тебя выперла наставница. 

Танис завозилась, приподняла голову, чтобы видеть меня одним глазом.

Ну да, не велика птица —  двумя глазами на меня смотреть.

—  Ты нарушила запрет, не удосужившись подумать о последствиях.

—  А вот и нет, —  она все же приложила усилия и заняла вертикальное положение, прямо на мне, не делая попытки разомкнуть тел.

Потрясла головой, затем отвела упрямые пряди ладонями.

С расплетенными косами Танис Болотная казалась удивительно похожей на женщину и выглядела куда моложе своих настоящих лет и почти милой...

—  А вот и нет, —  уже увереннее повторила она. —  За нарушение запрета наставница меня выпорола —  а выгнала потому что со змеиным проклятием мне на болоте не жить. Это первое. 

—  А второе, —  Танис ухмыльнулась и подмигнула мне, —  Второе в том, что твой-то запрет я нарушила —  да только ты здорово постарался, чтобы у меня к тебе доверия не было!

...но только выглядела.

Ладно. Было бы очень удобно, если бы удалось вызвать в ней угрызения совести и заставить слушаться. Но не очень-то я и рассчитывал.

Хорошо. Возвращаемся к предыдущему плану.

Лениво потянувшись на земле, я приподнял бедра, потянулся поддернуть вверх штаны…

И когда Танис послушно приподнялась надо мной, позволяя одеться —  рывком подхватился с земли и сгреб козу в охапку.

Чтобы перекинуть ее животом через колено, завернув руку за спину и соблазнительно оголив подтянутый округлый зад. Тянуться за далеко улетевшим ремнем было лень —  да и злости на это уже все равно не хватило бы.

Ладонь звонко прилегла к упругой ягодице, отпечатав на ней красный след.

Это тебе за неподчинение приказам! Это тебе за то, что я мог оставить отряд в болоте, спасая безголовую напарницу! Это тебе за “что-то я тебе не доверяю, так что еще подумаю, нужно ли тебе подчиняться”! Это тебе за бездумный и неоправданный риск!

Надежно зажав козу локтем, я с мстительным удовольствием смачно охаживал ее по заднице.