Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая Страница 29

– Но для чего-то он этого хочет – чтобы ты вышел на поединок!

– Перед Кольберном мы со Свеном в одной лодке. Он не хочет сменить меня на чужого варяга, а поединок – единственная надежда выиграть схватку. Лада моя, – Ингер провел рукой по затылку Прекрасы, – ты ведь не хочешь подорвать мой дух сомнениями, что я смогу одолеть какого-то бродягу?

– Я… нет… – Прекраса смешалась, тяжело дыша и едва удерживая слезы.

Была бы на ее месте родовитая женщина, вроде Ельги-Поляницы, уж она бы не стала дрожать. Она бы своими руками начистила умбон Ингерова щита и призвала благословение богов на его оружие. Но Прекраса не могла радоваться, что ее мужу выпал такой случай прославиться, не могла здраво рассуждать и прикидывать, насколько велики надежды Ингера одолеть Кольберна. Она смутно помнила Кольберна по прошлому лету, плохо отличая его от других варяжских вождей, но все они были здоровые мужики, выросшие на морях и не расстающиеся с оружием даже ночью. Прекрасу приводила в ужас сама мысль, что судьба прямо-таки навязывает Ингеру еще один случай умереть. «Да когда же ты уже насытишься? – хотелось ей закричать в лицо этой судьбе. – Сколько еще жертв тебе нужно?»

Ребенок заворочался, толкаясь изнутри, и она схватилась за живот.

– Он не хочет! – Прекраса показала Ингеру на то место, где толкалось. – Неужели ты собираешься умереть, не дождавшись, пока сможешь его увидеть!

Ингер ласково погладил ее живот, и дитя затихло, будто знало, что его касается отец.

– Лучше нам обоим не родится, чем трусостью опозорить честь рода, – мягко сказал он. – Если я его не увижу, ты дашь ему мое имя ^[22]. А честь мою он получит в наследство незапятнанной.

– Может быть, кияне еще не согласятся, – выдавила Прекраса, старясь не заплакать от отчаяния. – Может, они сами захотят биться!

Ингер только улыбнулся.

Встревоженные слухами о новой беде, кияне собрались в княжью гридницу рано. Вместе приехали Свенгельд и Ельга-Поляница; та была взволнована и оживлена, но не проявляла страха или тревоги.

– Ты тоже хочешь, чтобы Ингер бился с тем боровом? – спросила ее Прекраса. – Не боишься, что будет с тобой, если он вдруг окажется здесь хозяином?

– Нет, нет! – Ельга-Поляница улыбнулась. – Я не боюсь. И ты не бойся – мы за себя постоим. Нас так просто не взять.

Надежды Прекрасы на бояр тоже не оправдались. Никто не высказал желания собрать войско и биться, вместо того чтобы отправить на бой одного князя за всех. Напротив, кияне нашли это выход очень уместным и верным. Больше всего их заботило, как бы составить условия, чтобы обезопасить себя, свои дома и имущество, если Кольберн и впрямь окажется хозяином города. Они хотели получить от него клятвы именами богов и всех его славных предков, что он не тронет в городе ни куренка, а будет править и собирать дань на тех же условиях, что и Ингер, а все их древние обычаи оставит в неприкосновенности. Прекраса наблюдала за спорами, сидя возле Ингерова стола, и все глубже погружалась в отчаяние. Больше всего ей не нравилось лицо Свенгельда. Он был спокоен, уверен, деловит, но в его серых глазах Прекрасе чудился лихорадочный веселый блеск. Вопреки вчерашним рассуждениям Ингера, вполне здравым, от всего этого дела Свенгельд ждал для себя каких-то выгод, и немалых. Прекрасе хотелось убить его за то, что он толкает Ингера на смерть, намереваясь на этом выиграть!

Еще бы понять, в чем его выигрыш.

* * *

В тот же день к Кольберну отправился Ивор. Вести от него пришли через три дня: Кольберн не отрицал, что имеет желание править в Киеве, и согласился обсудить условия поединка. От имени Ингера Ивор дал клятву соблюдать мир на то время, которое понадобится на переговоры, и Кольберн дал такую же в ответ.

На другой день сам князь выехал навстречу противнику – с гридями, со Свенгельдом и боярами.

– Береги себя, а если что, полагайся на Ратьшу, как на меня, – шепнул Ингер, когда Прекраса вышла проводить его во двор.

Он показал глазами на хмурого Ратислава: его Ингер не брал с собой, а с пятью гридями оставлял оберегать жену.

Прекраса закусила губу, чтобы не расплакаться на людях. Сколько же это будет продолжаться! Сколько раз еще Недоля станет заносить свои ножницы над нитью его судьбы!

Пока все это обсуждалось, Кольберн продвинулся вперед, и кияне застали его полсотни лодий возле Витичева – в двух переходах от Киева, если идти вверх по реке. В городец варяги не пошли, хотя тамошний боярин, Бронигость, потерявший в Греческом царстве почти всю свою дружину, не смог бы им противостоять. На лугу варяги раскинули шатры, и в самом большом, где у входа вился на ветру его шитый цветной шерстью стяг – волк на задних лапах, с копьем в передних, – Кольберн дожидался киевского князя.

Встретились они в Витичеве, куда Кольберн явился с десятком своих людей.

– Рад видеть тебя живым, Ингер конунг! – объявил он. – Ты человек немалой удачи, если сумел остаться в живых, когда столь многие числили тебя в мертвых! Всякий, кто взглянет на тебя, сразу поймет, что ты не боишься ни острого железа, ни звериных когтей, ни самого огня с неба!

В самом расцвете сил, лет тридцати, среднего роста, не толстый, но плотный, с крепкими мышцами, с длинными русыми волосами, гладко зачесанными назад, Кольберн имел широкое продолговатое лицо, которое выглядело бы простецким, если бы не нос, расплющенный каким-то давним ударом, повредившим ему и передние зубы. Из-за этого он говорил пришепетывая, но речь его лилась свободно и вдохновенно, как у человека воспитанного и уверенного в себе. На встречу он явился в греческом шелковом кафтане с узором в виде собак с крыльями и пышным птичьим хвостом, в ярком мантионе, что не очень шло к его воинственной внешности, но сразу обнаруживало высокие притязания.

– Ты и правда рад видеть меня живым? – Ингер улыбнулся и недоверчиво поднял брови, добавив про себя: уж я-то предпочел бы видеть тебя мертвым.

– Разумеется. Куда почетнее завоевать себе державу в честном бою, чем просто прийти и взять то, что осталось без хозяина. Такому случаю обрадовался бы только трус, а обо мне этого никто не скажет!

У него получалось «ражумеется» и «труш» вместо «трус», но никто даже не улыбнулся. Кольберн слегка набычился, в его серо-голубых глазах появилась отрешенность – первый шаг к боевому безумию, и у Ингера екнуло сердце. Да он что, берсерк? Нерадостная весть для того, кто собрался с ним драться!

– И тем не менее ты надеешься, что в бою твоя удача будет больше моей? – Ингер положил руки на пояс, приняв уверенный и непринужденный вид, будто сам в своей удаче не сомневался.

– Отчего же нет? Происхождением я тебе равен. Род мой, как и твой, ведется от Хальвдана Старого, от его сына Дага. У Дага был сын Арнгрим, а у него – сын по имени Ангантюр Берсерк. Я происхожу от него, но через Хальвдана мы в родстве с Дёглингами. А из Дёглингов по матери происходит Харальд Прекрасноволосый, чей отец, Хальвдан Черный, изгнал из Ругаланда твоего дядю Хельги. Так что, как видишь, мои предки не уступают твоим родовитостью, но уже в давние времена превосходили их удачей и доблестью. Отчего же мне не надеяться на успех?