Золотая чаша Колоксая - Татьяна Мирная Страница 29

— Ему плохо!

Нимфириель присела рядом, расстёгивая кафтан незнакомца, чтобы облегчить дыхание. Радомир заметил, как дрогнули веки отца. Володар открыл глаза и улыбнулся.

— Я умер и попал в Ирий?

— Нет.

— Нет? Где же ещё можно встретить столько красивых девиц?

Анариель протянула кожаную баклагу с водой. Мужчина сделал несколько глотков. Чёрные волосы прилипли к потному лбу. Альвийка намочила платок и протёрла лицо человека.

— Как вы?

— Всё хорошо, милая… — Володар задержал девичью ладонь с платком на лбу, испытывая облегчение.

Нимфириель, а с ней и Радомир, почувствовала тычок в бок. Альвийка глянула на блондинку. Та кивком указала на мужские руки. Девушка пригляделась: кончики пальцев посинели.

— Давайте перенесём человека к дереву. Не лежать же ему у дороги, — предложила одна из альвиек.

Радомир похолодел, узнав тот самый дуб… Володар дышал тяжело, медленно, но улыбался встревоженной Анариэль, а в тёмных глазах не было ни капли страха. Остальные девушки отошли, чтобы обсудить, как быть.

— Надо ехать за лекарем, — предложила блондинка.

— Сулезара, уже поздно, — вступила в разговор темноволосая альвийка, только что присоединившаяся к ним. — Сердце человека очень устало и больше не может биться.

— Нельзя позволить ему умереть! — возразила Сулезара.

— Ты не понимаешь… Этот смертный живёт с постоянной болью. Он готов уйти. Он почти хочет этого…

Нимфириель не стала больше слушать, подошла к умирающему. Тот заметил слёзы на её глазах:

— Почему вы загрустили?.. Вы плачете по мне?

Радомир, наконец, тоже понял, почему у него всё расплывается перед глазами: плакала альвийка.

Володар засмеялся, слабо, задыхаясь:

— Милые мои, я прожил долгую, а как для воина, так очень долгую жизнь. Пришла пора уступить место молодым. Таков закон жизни.

Сулезара присела рядом.

— Где вы живёте? Мы позовём ваших родных.

— Не думаю, красавица. Я из Тарсии… А сын, боюсь, уже не успеет.

Радомир скрипнул зубами: если бы он не задержался тогда на постоялом дворе, то успел бы.

Володар чуть поморщился от боли в груди, глянул на притихших альвиек.

— Признаться, не думал, что всё случится вот так. Был уверен, что умру на поле боя… Но могу ли я попросить вас?

— Конечно.

— Уважьте последнюю просьбу… Всегда хотел посмотреть, как альвы танцуют. Говорят, это незабываемое зрелище.

Девушки удивились. Володар не сводил с них глаз:

— Пусть последним, что я увижу, будут прекрасные, танцующие для меня девы.

И альвийки, переглянувшись, решились. Радомир видел, как они собрались в круг в паре шагов от отца. Услышал начало песни. Наверное, со стороны это выглядело завораживающе. Девушки плавно двигались, изящно кружась на зелёной траве. Длинные волосы развевались в лучах заходящего солнца. Мелодичная песня понеслась по окружающему лесу. Слова были на синдарине, но Радомир понял всё. Девушки пели о великих воинах, не вернувшихся с полей сражений. Последние слова прохладный ветер унёс с собой в луга. Стало тихо. Альвийки повернулись к мужчине…

Радомир закрыл глаза, чувствуя знакомую щемящую боль в груди.

Володар был уже мёртв. На губах осталась лёгкая улыбка. Одна из девушек закрыла ему глаза.

— Там стоят люди. Они смотрят на нас, — Сулезара указала на молодую пару селян, которые ехали в деревню и остановились на дороге, заметив танцующих альвиек. — Они позаботятся о нём…

Дальше мужчина не смотрел. Он знал тех селян, говорил с ними. Местные жители рассказали ему, как альвийки попрощались с умершим и, улыбаясь, скрылись в лесу. Тогда волхв воспринял всё по-другому. Танцы с альвами, их спокойная реакция на смерть человека, улыбка на холодном лице Володара, ведьмин круг, появившийся утром, — это действительно была альвийская пляска. Вот только просил о ней сам Володар!

Радомир был растерян… Он выдохнул, выныривая из воспоминания, и толком не понимая зачем, притянул следующий клубящийся сгусток.

— …Ты знаешь, что его сын ищет нас?

Володарович узнал голос золотоволосой Сулезары.

Девушки стояли на окраине альвийского поселения, тренируясь в стрельбе из лука. Нимфириель кивнула, целясь в еловую шишку:

— Тарс думает, что мы убили его отца. Я хочу встретиться с ним и всё рассказать…

Мужчина резко оттолкнул воспоминание: помнил, чем закончилась их первая встреча. Он плеснул в лицо альвийки кубок медовухи. А от удара ножом Нимфириель спас её дар, она успела уклониться, а своим кубком саданула по голове колдуна. Это дало время сбежать из корчмы. С тех пор видунья и бегала от него…

Сгустки, которые были рядом, вдруг сжались и словно растаяли. А рядом появились новые. Радомир догадался: это были воспоминания, связанные с ним. Волхв колебался недолго. Любопытство всё-таки пересилило. Да и грех не воспользоваться таким шансом выведать пару секретов альвийки!.. Это было даже увлекательно: наблюдать за собой со стороны, увидеть прошедшую седмицу глазами видуньи.

— …Что ж ты делаешь, окаянный?

Волхва отбросило на пару шагов назад. Тарс устоял на ногах, лишь раздражённо глянул на Камена и непроизвольно стиснул кулаки. Маг’ярец застыл в оборонительной позиции, заслоняя девушку. Нимфириель потёрла виски, прогоняя сладкую поволоку и заплетающимся языком пояснила:

— Камен, всё в порядке. Я позволила.

Маг’ярец выпрямился и удивлённо глянул на видунью:

— Тогда ладно… Вы тут заканчивайте: ехать пора.

— Как ехать пора? — зелёные глаза распахнулись, а в голосе зазвенела паника. — Который сейчас час?

— Солнце встало.

Девушка повернулась к молчаливому колдуну:

— Сколько времени ты был в моей голове?

— Достаточно.

У неё перехватило дыхание от ужаса, рука уже нащупывала острый клинок в ножнах на пояске:

— Сволочь… Ты даже слова своего не держишь!

— А я тебе его и не давал!

Радомир заметил блеснувшее лезвие, криво усмехнулся, без всякого страха повернулся к девушке спиной и ушёл. Альвийка виновато глянула на Камена, хотя тот ничего не говорил и не просил объяснений.

— Я сглупила, знаю. Поддалась минутной слабости.

Маг’ярец пожал плечами.

— Что ты хотела показать волхву?

— Как умер его отец.

— …?

— Я так устала от ненависти, Камен. Она разрушала меня!.. Одно дело, когда колдун ненавидел меня на расстоянии, и совсем другое чувствовать это каждый день, каждую минуту рядом. Это как почечуй: вроде бы и жить можно, а радости никакой… Но я ещё пожалею о том, что сделала сегодня, — Нимфириель обеспокоенно глянула вслед тарсу.