Контракт на мужа - Марина Ли Страница 29

Бро захохотала, на раз разгадав причину мужского недовольства. И я, пропуская гостей в квартиру, с радостью поддержала сестру

— Не ревнуй! — выдавила сквозь смех, ловя улыбки женской составляющей волонтёров. — Эти всё равно тебе не конкуренты. Да будь они хоть помесью Ди Каприо со Сталлоне — ты всё равно лучше, потому что родной.

Мир насупился и, покосившись на Владку, проворчал:

— Я не ревную. Я просто… интересно мне.

— Да к дилеру они приходили, — сдала меня Брошка. — Сливка, дорогие коллеги, пока вы тут бизнес-план по покорению рынка Атлантиды разрабатывали, научилась детские матерные стишки по пузырькам разливать да загонять им местным, как горячие пирожки.

— Они не матерные, — обиделась я за шедевры своего детства. — В комнату проходите, чего торчите в коридоре, как неродные?.. И кстати, их можно как открытки продавать, самодельные, когда в принтере чернила закончатся.

Волонтёры глянули на меня с уважением.

— Значки ещё можно делать, — окончательно смутилась я. — Да не смотрите вы так. Ничего такого я не придумала. Этот велосипед изобрели задолго до меня. Власта не даст соврать… Мир, стул из кухни захвати, а лучше два.

Мы прошли в комнату. Потолпились немного на пороге, пока гости восхищались фотографиями на стене (Брошкина работа, она такие шикарные коллажи делала со своими выпускниками, что я сначала один на стену повесила, потом второй, а потом у нас целые фотообои получились от пола до потолка).

— Это всё ваши родственники? — растерянно вглядываясь в совершенно не похожие лица, спросила Чеся. — невероятно талантливые работы.

— Воспитанники мои, — краснея и злясь (Бро всегда краснеет, когда злится), ответила сестра. — Из интерната, где я… работаю. Работала.

И так помрачнела, что я сразу поняла, надо менять тему разговора или уже с утра придётся бежать на Первое храмовое подворье с монетами для штрафа.

— Кстати, раз уж мы о работе, — весьма неуклюже ввинтила я, пока все устраивались вокруг пошарпанного журнального столика, который мы лет десять назад купили в IKEA. — Вы тут чем вообще зарабатываете?

— Чем умеем, — фыркнула Чеся, разглаживая на коленях юбку. — Я на гальке рисую — хобби у меня с детства. Вяжу ещё… но это ведь медленно всё, хорошо, если в неделю пару шапочек, да десяток камушков продам… Владка аниматором подрабатывает, Власточка кое-чем из своих бездонных запасов приторговывает, а Мирка, богатенький наш Буратинко, автографы раздаёт. На него огромный спрос, не смейся! Он же первый мужик из круглого мира, что попал в Атлантиду за последних три вечности лет.

— Вот ведь мужики, — без какого-либо пиетета в голосе фыркнула Бро, закидывая ноги на горку из подушек, которую я для неё сосрудила. — Вечно им везёт. Мирка, ушки прикрой, Бронислава Криштофовна ругаться будет… Девочки, а вы никогда не замечали, что случается, если в слове мужик «жи» на «да» заменить? Совпадение? Не думаю…

И глаза так потешно округлила, что даже Мир рассмеялся.

Мы вообще тем вечером знатно повеселились, придумывая надписи для футболок и вспоминая все условно приличные стихи и песенки. Нет, можно было, конечно, всего Шнура на текстиль нанести — благо, у Бро все альбомы были, — но никто из нас не был до конца уверен в том, что за столь грубое попрание законов Атлантиды нам не надают по шее.

Майки решили не печатать загодя, а сделать для образца штук десять, чтобы было что народу показать. Остальное же решили каталогизировать.

— Пусть покупатели сами выбирают, что на майке напечатать, — предложила Власта, которая лучше нас всех вместе взятых разбиралась в рекламе и продвижении товара. — У вас хороший принтер, я его знаю. Минут за пятнадцать простой логотип сделает. Подождут туристы, не облезнут… В будущем, кстати, популярные надписи можно с запасом тиснуть.

Восвояси коллеги отправились, когда за окнами нашей квартирки уже во всю плыла непроглядная южная ночь.

Мы без сил упали на диван — сказалась утренняя нервотрёпка и изменение климата. Бро заснула в процессе падения, а я продержалась до того момента, как моя голова коснётся подушки — а дальше был только сон.

Во сне ты почему-то всегда забываешь о нереальности происходящего, а вот я в тот раз не забыла, не потерялась в созданный Морфеем и Гипносом видениях, наоборот, чётко помнила о том, что сплю, отлично соображала, а потому отчаянно себя презирала и ненавидела.

— Вель, — демоном-искуситилем прошептал мне на ушко Элар, как только я закрыла глаза. — С ума решила меня свести, девчонка?

В горсть сгрёб волосы на затылке — не пошевелиться, не отвернуться. Только и остаётся, что смотреть в шоколадные глаза, на дне которых закипает то ли лютый гнев, то ли зверский голод.

— Решила… — сам ответил на свой вопрос и тут же потребовал:

— Только попробуй зажмуриться! — Больно потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову. — Хочу, чтобы ты смотрела.

— На что? — хотела спросить, но язык прилип к пересохшей гортани, и я смогла издать лишь какой-то невнятный звук, жалкий и беспомощный.

Жалкой и беспомощной была вся я — рядом с ним. Не потому, что он такой невозможный красавчик, а потому, что у меня от него крышу рвёт. Даже после всего случившегося. И ведь не спишешь на помутнение рассудка — прекрасно помню, каков подлец этот злюк! И на феромоны не свалишь — это ж сон!

Тогда какого дьявола у меня в трусах потоп? Блин, озеро Чад, на берегах которого на пару с изысканным Жирафом томился поэт Николай Гумилёв.

Кто-нибудь скажет мне, почему в такой ответственный момент я думаю о Гумилёве? Он даже не мой любимый поэт.

— Хочу, чтобы видела… — Элар пока ещё ничего не делал, не трогал почти, не целовал, лишь смотрел так, что у меня уже дрожало всё внутри, да неторопливо цедил сладкий яд своих слов. — … как я мучительно тебя хочу. Вель.

Эротических снов мне раньше не снилось, поэтому не могу сказать, как бы всё происходило, окажись на месте Элара другой призрачный любовник, но в ту ночь я тонула в пьяном мареве дремоты, жаркой и острой, как жгучий перец…

Элар прижал меня к стене, и я животом почувствовала, что он не врёт. Хочет. Вздохнула прерывисто, хмелея от сладковатого, коричного, чуть терпкого запаха его возбуждения. Непроизвольно облизнулась, стремясь распробовать этот аромат. Мужчина издал короткий полустон, больше похожий на рык, опустил руку, чтобы прижать моё колено к своему бедру и велел отрывисто и хрипло:

— Поцелуй меня.

— Нет.

— Да.

И сам прижался к моему рту так осторожно, почти трепетно, что я растерялась.

Я ожидала агрессии и напора, яростной атаки — что-то вроде того, что нам уже пришлось испытать наяву. Дважды. Но Элар удивил своей хрупкой нежностью, такой щемяще острой, что я непроизвольно ахнула, впуская внутрь этого коварного обманщика и искусителя.