Муж на сдачу - Nata Zzika Страница 29

Наконец, решив, что глянет только один раз и то потому, что звуков рубки давно не слышно, вдруг Михаэлю стало плохо? — Мариэта вывернула голову и обнаружила, что «брат» вместо работы на участке мило беседует с соседкой.

Однако!

Мари принялась сердито дергать нежные лепестки невянки — какие могут быть общие темы у графа и малообразованной мещанки?

Обнаружив, что только портит ингредиенты, женщина отставила чашку с невянкой в сторону и принялась мелко резать стебли асота. Простая работа, не требующая осторожности и особой сосредоточенности, тут главное, нарезать помельче и постараться не отхватить себе палец.

Когда она, в очередной раз, бросила взгляд в окно, соседка исчезла, а граф направлялся в дом.

Торопливо отвернувшись, Мари погрузилась в работу.

— Ты представляешь, — с порога выдал Михаэль, — эта женщина решила, что ты будешь готовить какое-то зелье из веток аира, поэтому попросила меня их измочалить.

— Что ты ей ответил?

— А что я мог ответить, если понятия не имею, о чём она спрашивает? — выгнул бровь граф. — Отговорился общими словами, свернул на похвалу её огороду, поблагодарил мужа за топчан.

— Это не ее муж топчан делал, другой соседки, Смияды.

— Да, она это сказала, скривившись, будто ей на язык кисляница попала. А потом добавила, что может попросить своего мужчину, он не хуже соседкиного мужа с топором управляется. И тот поможет мне мочалить кусты. Скажи, Мариэта, я настолько безнадёжен?

— Ну-у… Не знаю, что сказать. Конечно, простой труд тебе не знаком, я говорила соседкам, что ты — писарь и переводчик в местечке, поэтому ничего потрясающего от тебя и не ждали.

— Я приноровлюсь, — твердо ответил мужчина. — Руки надо замотать тряпками, набил пузыри, да сорвал их. Давно не тренировался.

— Сейчас дам мазь, — вздохнула женщина, вставая из-за стола. — Надо было мне заранее об этом побеспокоиться. И, знаешь, давай ты дня два-три посиди без дела, руки заживут, заодно, сам окрепнешь. А то я на твоём лечении разорюсь.

Граф выразительно фыркнул, напомнив:

— Говорил же — всё, что потратишь на меня, возмещу в тройном размере!

— Да не в этом дело! Вернее, в деньгах тоже, но ты пойми, что мне приходится тратить время и ингредиенты, которые я могу пустить на зелья. Чем быстрее и больше наготовлю зелий, тем скорее у нас будет необходимая сумма. А если я всё время по полдня буду тратить на твоё лечение, то вместо трех месяцев придется ждать пять или шесть. Показывай, что там у тебя.

— Понял. Постараюсь больше не калечиться, — буркнул мужчина и повернул ладони вверх.

Наконец, руки были обработаны, и помощник ушел в свою пристройку. Мариэта углубилась в работу, нет-нет бросая быстрые взгляды во двор, но «брат» не показывался.

А через два оборота к ней заглянул кагым.

— Мариэта, я слышал, к тебе брат приехал?

— Да, кагым-ага! Доброго вам дня, проходите, пожалуйста! Вот здесь, под деревом вам будет удобно, присаживайтесь на топчан, вот подушки, — суетилась женщина.

От хорошего расположения кагыма многое зависело — например, размер налога, продление патента на зельеварение. Он мог, как облегчить жизнь, так и существенно её осложнить. Маризте это объяснил ещё Дереш, и она старалась угодить влиятельному гостю.

— Ну, ну, не колготись, — добродушно пробурчал пожилой мужчина, с удовольствием располагаясь в тенечке. — Прохладительного что-нибудь принеси, и хватит. Да брата позови. Непорядок — приехал новый человек, а я не в курсе.

— Болел он, кагым-ага, — поспешно объясняла Мариэта, рысью таская из дома лучшее, что у нее было из еды и питья. — Только-только на ноги стал подниматься, а привезли его — всё равно, что неживого. Спросите соседей, они всё видели!

Отпаивала его отварами, два дня в доме лежал, руки поднять не мог. Пошёл на поправку — в пристройку перенесли, Ироний топчан делал, соседки помогали отмыть, да обустроить всё.

— Да, наслышан, — кагым обмакнул кусок лепешки в чашку с каймаком, откусил и довольно прижмурился, — хорошо живёте, дружно. Помогаете друг другу, так и надо.

Знаю, что брат нездоров, но сегодня он рубил кустарник, значит, вполне на ногах стоит. По-доброму надо было ему ко мне сначала сходить, познакомиться, испросить разрешение на житьё, потом уже в заросли твои.

— Кагым-ага, да Единый с вами! Если не верите, пойдем до тех кустов, сами посмотрите, как Михэ на ногах стоит! — всплеснула руками Мариэта. — Да он же топора не удержит, только помял ветки. Думала, завтра к вам отправить, чтоб он дойти-то смог.

— Хороший каймак, хозяйка, подбавь-ка. Потом сходим, глянем, что он там наработал.

Женщина, опрометью, метнулась в дом, схватила непочатый горшочек каймака, зацепила початый и вынеслась обратно.

— Вот, кагым-ага, кушайте! А это — вам с собой. Дома чаю захотите выпить, а вот и каймак к нему!

— А, спасибо, спасибо! Уважила! Где брат-то?

— Так, в пристройке он отлёживается. Четверть оборота топором помахал, руки убил. Намазала мазью.

— Позови.

Мариэта, не чуя ног, бросилась к летней кухне.

— Михэ! Вставай, там кагым-ага пришел, тебя зовёт.

Михаэль, придремавший было, спросонья не сразу понял, кто зовёт, куда идти, а Мариэта, чуть не приплясывая от нетерпения, маялась в дверном проёме.

— Заходи, чего ты на пороге стоишь? — удивился мужчина. — Расскажи толком, я ничего не понял — кто пришел, зачем я ему?

— Это кагым, он начальник здесь над всеми нами. Каждый приезжий, который остается здесь дольше, чем на день, должен прийти к нему и спросить разрешения. Войти не могу — ты, хоть и брат, да не родной, а двоюродный. Слухи пойдут, кагым смотрит. Иди скорее!

Поминая про себя граха во всех позах, граф сполз с топчана и выбрался наружу.

Кагым — пожилой тропиндарец, смуглый, чернявый, с цепкими черными глазами, внимательно осмотрел «брата» Маризты. Задержал взгляд на перевязанных руках, отметил впалые щёки, общий не слишком бодрый вид, и Михаэль спохватился, что стоит столбом.

— Кагым, приветствую вас! — как принято в Тропиндаре здороваться с обличенными небольшой властью людьми, он не знал, действовал по наитию. — Прошу простить меня, сестра говорила, а я хотел окрепнуть чуть, чтоб не падать по дороге, чтоб мог почтительно вам поклониться и не качаться при этом.

— Ну-ну, — одобрительно пробурчал кагым, — что я, не человек, что ли? Не понимаю?

Вот, сам пришел.

— Такая честь для нас! — граф наступил себе на горло, но изобразил поклон, показательно при этом покачнувшись.

— Садись! — поспешил отменить поклоны кагым, — женщина, неси чашку брату.