Оправа для бездны - Сергей Малицкий Страница 29

– Может быть, – кивнул Анхель, отставив в сторону и недавний гнев, и чмоканье старческими губами, и всегдашнюю дурашливость. – Только мнится мне, что в этом списке ты повыше меня стоишь.

– О том и речь, – неуверенно кивнула Кессаа и снова взяла в руки жезл неведомой Марику дочери столь же неведомого хозяина дома. – Уж не знаю, велика ли беда, что подкрадываться начала к долине, но решить ее можно. И я решу ее, если ты выполнишь мое условие.

– Условия начала ставить? – побагровел Анхель.

– А ты как думал? – повела подбородком Кессаа. – Ты, что ли, мне условия ставить будешь? Или забыл, что сказал хозяин дома, когда уходил с дочерью? «Она в моем доме, как я!»

– Вот в доме и распоряжайся! – прошипел дед.

– Так ли? – вдруг улыбнулась Кессаа, и от тона ее голоса Марик понял, почему дед поставил девушку выше себя. Она и стояла выше и сильнее, хотя и сам Анхель уже не напоминал придурковатого болтливого дедка, что торчал вечерами под навесом на берегу реки.

– А может, и вправду в доме запереться да посмотреть, как ты гостей моих разгребать станешь?

– Чего хочешь? – через силу произнес дед.

– Малости, – спокойно сказала Кессаа. – Сущей малости. Мне в каменном доме схорониться труда не составит, вот только мерзость, что ко мне или к Оре движется, через долину хлынет. Кому будет хуже? А я за ту малость, что ты сделаешь, отведу беду от долины. И уйду отсюда. Хотя бы до тех пор, пока Оветта не уляжется.

– В землю она уляжется! – зло бросил дед и, оглядев почти окаменевших Уску, Насьту и Марика, снова выдавил: – Чего хочешь-то?

– Ору спрячь в долине, – попросила Кессаа. – На полгода, на год, как получится. Ты же видел, она в тягость не будет. Переступи через замшелый обычай. Спаси и ее, и долину свою.

– Нет, – коротко бросил дед.

– Мне ее не вытащить, – продолжила Кессаа. – В пекло придется лезть, чтобы дорожку к долине отжечь, – не выдержит она там.

– Нет, – повторил дед. – Только ремини могут засыпать под кронами одров. Насьта хижину для Марика и то на гребне сплел, хоть баль и в беспамятстве был.

– Не получится, Анхель, – улыбнулась Кессаа, и от улыбки ее словно что-то оторвалось в животе у Марика, холодом спину и грудь обдало. – Только кроны одров могут укрыть Ору от магов Суррары, когда она будет засыпать. Во сне маги Суррары зовут своих жертв, и те откликаются… во сне. Будь я здесь – не просила бы, сама бы справилась, а мне уйти придется, хотя дочь хозяина просила меня за Орой присмотреть. Да и не пойдет Ора никуда: поклялась она дождаться здесь хозяйку – значит, дождется, только мертвой ее можно отсюда вынести! Подожди говорить «нет» в третий раз! Подожди на мост ступать – рухнуть может!

Замер дед. Стиснул кулаки, но слова «нет» не сказал, хотя бурлило оно у него в горле.

– Вот и хорошо, – постаралась опять улыбнуться Кессаа. – Дай договорить, не спеши. Ты у себя дома, я в гостях – что ты теряешь? А сказать мне есть что. Хорошую компанию ты собрал за столом! Уска здесь, кроме него, ведь некому тебя сменить? Не теперь, так после. Только он сможет мудрейшим стать, он уже мудр, а был бы еще мудрее, если бы не обычаи ваши. Для чего Насьта здесь, не сразу я догадалась, но сообразила, когда глупость эту с мечом поняла. И вправду мудрейший ты, Анхель. Нашел выход, что и говорить. Затем и баль здесь. Так чего ты с меча не начал – ведь хотел поразить меня?

– Всему время свое, – скупо разомкнул губы дед.

– Ну конечно, – кивнула Кессаа. – Но когда мудрость в хитрости нуждаться начинает, тут ли задумываться о незыблемости обычаев? Не сам ли себя ты пытаешься обмануть?

– Что ты можешь знать? – воскликнул дед.

– Ничего больше того, что вижу и о чем догадываюсь, – медленно проговорила Кессаа. – Я о ножичке у тебя за поясом. О маленьком ножичке, которым ремини надрезают священную кору одров, чтобы набрать чудесного сока. Теперь-то о другом речь идет? Сбереги этот ход для Оры, а с Мариком я подскажу выход, чтобы твоего гордого кузнеца сберечь. Что скажешь?

Поднялся дед Ан на ноги. С усмешкой на Кессаа глянул, спесиво помотал головой, наслаждаясь тенью, набежавшей на ее лицо, гордо вытянул из-за пояса и положил на стол нож, рот уже открыл, чтобы отказ молвить, да вот только Марик не выдержал. Голос подал, хотя и помнил наказ Насьты:

– Мудрейший! Слово Лируда прилагаю к просьбе Рич – укрой Ору!

Замер дед Ан. Согнулся, словно и спесь, и гордость, если это она спесью прикинулась, ветром из него выдуло. Медленно опустился на прежнее место, вытянул перед собой руки, пальцы сплел, голову опустил. Долго так сидел, Марик уже успел дыхание успокоить да с прищуром попытался на лице Насьты что-нибудь, кроме недоумения, разглядеть, да если что и разглядел, так только искры веселые, что все жарче и жарче разгорались. Наконец поднял Анхель голову, ткнул кулаком в направлении безучастного кузнеца, выговорил зло:

– Что же это за честь такая, если она против собственной воли идти вынуждает? Говорил я тебе, Уска, когда тот колдун приходил насчет мглянской поймы, что не нужно было плату за бросовые земли брать. Тогда бы и помощь его еще в тот расчет пошла!

– Нужно – не нужно, – неожиданно подал голос Уска и ответил Анхелю, вовсе не поворачивая головы: – Одры засыхать начали. Ты бы мошку вывел?

– Так, может, он сам ее и подослал! – прошипел дед.

– Тогда ты другое молвил, – равнодушно пожал плечами Уска. – Сам же сырое лето клял, ветер северный поминал да баль этому кланялся. Не ты ли сказывал, что не можешь магию на одры повернуть, потому как вся наша магия от одров и появляется? Он ведь не просто деревья вылечил – еще и состав тебе для лечения оставил. Ни одно дерево у нас не погибло, а в других поселках в тот год до трети корней засохло. Я уж о прибытке за тот состав не говорю. Сколько старост к нам за ним приходили?

– Ну что ж, – поджал губу дед. – О магии ни к чему болтать было, а в остальном… Честь есть честь. На том и решим. Зови, Рич, Ору. Побратаем ее с Насьтой. Дочерью будет Уске. Только так под крышу сможет ее Уска принять. Возьмешь ее, кузнец?

– Возьму, – кивнул Уска. – Отчего ж не взять. Жене и в радость, и в помощь. Опять же, меня не будет, Насьта умчится глаза куда не следует пялить – жена одна не останется.

– Не спеши, Уска, – проговорила Кессаа. – Будешь ты. И теперь, и после. И долго будешь. Мое слово не слабее реминьского. Вот.

Она сунула руку в вырез платья и достала черную прядь.

– Вот локон Оры.

– Подготовилась! – покачал головой Анхель. – Сирота она?

– Сирота, – кивнула Кессаа. – Отца юррг убил. Мать и сестер хенны порубили, когда перерезали переправу через Лемегу. На глазах Оры порубили. Одна она.

– Насьта! – гаркнул дед. – Живо сюда!

Мгновение ремини со столбняком боролся, затем подбежал к Анхелю и тут же и сам лишился пряди волос со лба. Вздохнул дед, сложил два локона, ладонями смял и бросил на стол. Только не долетели локоны до стола. В воздухе жарким пламенем вспыхнули, а на красные доски только пепел просыпался, и ни запаха, ни дыма едкого – ничего от этого пламени не приключилось.