Ведьмин век - Марина и Сергей Дяченко Страница 28

Собственно, фен и швырнула. Редко кто держит в ванной телевизор или настольную лампу. Какой он идиот…

Осторожно, стараясь, чтобы верхушка пенного сугроба не коснулась полочки для шампуней, он взялся руками за скользкий край ванны. В этот момент полочка дрогнула, потому что срок службы двух ржавых шурупов подошел к концу.

Клав замер, ощущая в животе сосущую, томительную пустоту.

Фен, продолжая деловито ворчать, подполз ближе к краю полочки. Белый пластмассовый наконечник потянулся к воде, будто морда изнуренного жаждой животного. Почуяв слабое, но ощутимое дыхание теплого воздуха, пена дрогнула и осела; обнажился пятачок открытой воды, маленькая полынья. Фен медленно, но неудержимо соскальзывал, путь его переходил в падение, и странно, что эта доля секунды длилась для Клава несколько томительных долгих минут.

Ему вспомнились не история его жизни, не мать и не первый поцелуй. Ему вспомнился старый лум, тяжело облокотившийся на кладбищенскую оградку. С больными глазами на умном, хотя и вполне заурядном немолодом лице. Темные ветви старой елки. Все.

Нет!

Никто и никогда не учил его этому жесту. Он выбросил вперед обе руки, отталкивая призрак надвигающейся смерти, и вода в ванне взметнулась волной, будто желая слизнуть падающий фен… или отбросить его прочь.

Непонятно, почему электрическая игрушка на миг приостановила свое падение. Вероятно, зацепилась за что-то тяжелая ребристая рукоятка; Клав уже выпрыгивал, увлекая за собой потоки воды и хлопья пены. Вот под босыми ногами шершавый резиновый коврик, вот мокрая рука хватает за витой шнур…

Он почему-то уверен был, что шнур не поддастся — но вилка вышла из розетки легко и беззвучно, и, увлекаемая слишком сильным рывком, пролетела через всю ванную комнату, ударилась о стену, отскочила и шлепнулась в воду — сразу же вслед за отключенным феном, который все-таки упал.

Клав стоял в остывающей луже. С накренившейся полочки по очереди соскользнули в ванну бутылка шампуня, кисточка для бритья и пузатая мыльница; фен неподвижно лежал на белом дне. Как утопшее чудовище.

Потом спину его лизнул прохладный воздух. Приоткрылась незапертая дверь.

Дюнка стояла на пороге и молчала. Переводила непонимающий взгляд с голого дрожащего парня на ванну в поредевших клочьях пены. И обратно.

— Вот, — Клав неестественно, тонко хохотнул. — А меня чуть не поджарило…

Дюнка молчала. В напряженных глазах ее стояло выражение, которого Клав не понял.

* * *

Ивга очнулась от полусна, когда внизу послышались шаги. Задержав вдох, Ивга вслушивалась в чужое молчаливое присутствие — вошедший постоял рядом с фикусом, а потом отчего-то повернулся и вышел. Она не успела перевести дыхание — когда в подъезд вошли снова, и Ивга ощутила знакомую уже тошноту.

Прижимая к себе сумку, она кинулась наверх. Она рвалась на третий этаж, на четвертый, на чердак — однако после первого же пролета у нее подвернулась нога, и потому пришлось попросту забиться в темный угол. Зная, по крайней мере, что от бронированной черной двери ее разглядеть невозможно.

Присутствие инквизитора сделалось еще тяжелее. Еще ощутимей и жестче; сквозь стук крови в ушах Ивга слышала шаги. Сперва решительные, неторопливые, потом, после паузы — замедленные, будто в раздумье.

— Кто здесь?

Удар. Ивга скорчилась, зажимая рот ладонью. Боль накатила и ушла; сквозь мокрые ресницы она разглядела уходящие вниз ступеньки. А на ступеньках — ноги в темных ботинках. Совершенно сухих, несмотря на дождь.

— А вот не надо было этого делать, Ивга.

Она вдохнула так глубоко, как только могла. Невидимый напор схлынул, оставив только слабую тошноту и озноб.

— Не надо подстерегать за углом. Опасно… Давай, поднимайся.

— Я не хочу на учет, — сказала она, вжимаясь спиной в холодную стену. — Я не хочу в тюрьму. Я не стану там жить, не хочу…

— Ой, Ивга, — в усталом голосе ей померещилось раздражение. — Мне бы твои проблемы.

* * *

Первым делом Клавдий открыл холодильник и тупо уставился в его сытые, пестреющие кастрюльками недра. Есть он не хотел ни капельки, но созерцание еды помогало сосредоточиться и создавало иллюзию деятельности. К тому же человек, возящийся с холодильником, не может казаться страшным. По крайней мере Клавдию так казалось.

Митец-младший был не прав. Невеста его и не думала отсиживаться в объятиях одной из многочисленных, по мнению Назара, подруг. Человек, ночевавший три дня у подруги, не так выглядит. И выражение глаз у него тоже не такое.

— Не время, — сказал он будто бы сам себе. — Вот уж не время неучтенной ведьме слоняться по улицам и ночевать на вокзалах.

Он не видел Ивгу — но сразу ощутил, как она вскинулась. Вообразит, что он читает мысли. Или наводнил город шпионами…

Позавчера он вроде бы ее вспоминал. Ах да, она ведь звонила… И он перезванивал Назару. А Назар…

— Ты долго меня ждала?

Вздох.

— Не знаю… У меня часы стали…

Клавдий вздохнул:

— «Стали мои часы, стали,

Имя мое забудь, стали…

Золотой цветок в мире стали

Пробил час, и часы стали…»

Он бессмысленно повертел в руках упаковку ветчины. Интересно, что же с ней теперь делать… С Ивгой, не с ветчиной. Что с ней делать, особенно в свете собственного вчерашнего приказа…

Он вернулся в гостиную. Девушка стояла у дверей, на свободном от паласа пятачке, не снимая мокрой куртки, не опуская на пол видавшей виды спортивной сумки.

— Со вчерашнего дня, — Клавдий подбросил на ладони упаковку ветчины, — вернее, со вчерашнего вечера, резко усложнилась жизнь всех без исключения ведьм… во всех провинциях. То есть она усложнилась раньше… когда начались самосуды. В одной только Рянке… ну да ладно, это служебные сведения. А Вижна, ленивый город, обходилась пока пикетами… — некоторое время он рассматривал этикетку на упаковке. — Почему на ветчине рисуют улыбающихся свиней? Их что, радует перспектива копчения?

— Не больше… чем ведьм, — через силу отозвалась Ивга. — Скоро в супермаркетах… появятся детские наборы «Сожги ведьму». Охапка дров… и красочная этикетка. С улыбающейся… — ее голос сорвался.

— Раздевайся, — сказал он сухо.

Ее напряженные глаза напряглись еще больше; Клавдий криво усмехнулся:

— Я имел в виду — сними куртку… И кроссовки тоже сними.

Бросив ветчину на диван, он прошел к телевизору. Рассеянно щелкнул пультом.

На информационном канале вещал худенький, смуглый, похожий на птицу обозреватель; он говорил не о ведьмах, и в душе Клавдий был ему благодарен. Мир не состоит из одних только ведьм. Даже когда ведьм очень много…