Шарманщик - Виталий Вавикин Страница 28

– Скажи мне, – говорит Харрис. – Каково это – уродовать искусство, пользуясь шарманкой?

– Почему уродовать? – спрашиваешь ты, смахивая со стула хлебные крошки, чтобы сесть. – Я всегда думал, что эти машины создают то, что нужно людям.

– Эти машины создают то, что нужно системе, – Харрис закуривает. – Знаешь, кто такой Фрай?

– Нет.

– Это доктор, который изобрел копиров. Сейчас его отдел пытается прибрать к рукам средства массовой информации, если, конечно, уже не прибрал. Телевидение, например, точно работает на проект «Хамелеон», – Харрис закуривает. – Они повсюду. В каждом доме. В каждой голове. Информационный поток вливается в мозги, превращая людей в таких же удобоваримых для правительства рабов, как и копиры.

– Где-то я все это уже слышал, – говоришь ты, вспоминая азиатку с имплантатами вместо глаз.

– Миранда наткнулась на это, когда изучала причины большого количества самоубийств среди молодого поколения, вернувшегося с войны, – Харрис жадно затягивается. Выпускает через нос дым. – Ты никогда не спрашивал себя, почему не можешь смотреть популярные телепередачи и слушать современные песни?

– Потому что в них нет смысла, – говоришь ты.

– Именно! – подхватывает Харрис. – Но ты взгляни на рейтинги! Проект Фрая работает! Сначала он нашептывал, куда лучше идти, теперь указывает! Я даже слышу, как щелкает кнут в его руке, и стадо мычит и поворачивает в нужную ему сторону, отсекая неугодных и нежелающих подчиняться. Но ведь это не война, черт возьми, в которой нужно беспрекословно исполнять приказы, пусть даже тебе и неясен их смысл. На войне мы были пушечным мясом, сейчас нас превращают в тупоголовых копиров, которые живут, чтобы угодить своим хозяевам. Взгляни на все это с верхней ВИП-ложи. Разве ты смог бы отказаться от такой власти? – он смотрит на тебя и ждет ответа.

Вспомни, что говорил тебе проповедник:

– Каждый должен подчиняться высшим властям, ибо нет власти не от Бога, та же, что существует, установлена Богом. Те же, что поступают так, навлекут на себя наказание. Ведь правители не вызывают страха у того, кто творит добро, а скорее, у того, кто творит зло. Если хочешь не бояться властей, то продолжай творить добро и услышишь от них похвалу.

Вспомни и скажи об этом Харрису.

– Верно! – смеется он. – Ночь почти миновала. День близок. Так отречемся от всего того, что принадлежит тьме, и вооружимся всем тем, что принадлежит свету. Не станем предаваться пьянству и излишествам. Не будем грешить и развратничать, не будем ссориться и ревновать друг друга. Вместо того давайте облечемся в Господа нашего и перестанем потакать нашей греховной натуре! Мне тоже все это нравится, черт возьми! Возлюби ближнего, как самого себя. Любовь вынуждает не причинять зла ближнему. Вот почему любовь – исполнение закона. Но оглянись! Разве ты где-то здесь видишь любовь?! Знаешь, как сказал один пророк: «Разумом своим я раб закона божьего, греховной же натурой своей я раб закона греха. Таким образом, я нахожу в себе, человеке, такой закон: зло – единственное, что доступно мне. Но я вижу, что закон, которому подчиняется мое тело, враждует с тем законом, который принимает мой разум. Тот закон, которому подчиняется мое тело, – закон греха, и этот закон превращает меня в своего узника». И Фрай знает об этом. Знает так же, как знаем ты и я. Ведь как говорит все тот же пророк, «у тех, кто живет, следуя греховной натуре, все мысли устремлены на то, чего желает эта греховная натура». И Фрай дает нам именно это, отсеивая ненужное и оставляя угодное ему. И чем дальше заходим мы по этому пути, тем сложнее вернуться назад. Знаешь, Ян, за семь лет войны я понял одно: нет ничего хуже войны и бессилия. Но если ради того, чтобы доказать свою правоту, я вынужден буду взяться за оружие, клянусь Богом, я сделаю это.

– Так ты тоже воевал?

– Сорок третий Эфесский взвод.

– Черт возьми! Слышал, вас сильно потрепало в первые годы.

– Мозги в кашу, как говорят психологи, – смеется Харрис.

– Да чего уж тут смешного, – говоришь ты.

– Да я не поэтому, – говорит он. – Первые нанобомбы упали на нас, а последние на тебя. И мы сейчас здесь вдвоем. Вот что меня забавляет…

* * *

Марта открывает дверь и спрашивает: «Что ты здесь делаешь?» Ты молчишь, потому что не знаешь, с чего начать, не знаешь, как рассказать о смертельном вирусе, который обнаружили у тебя, когда ты был в «Ексодусе».

– Ну проходи, раз пришел! – говорит Марта.

Она уходит на кухню и продолжает что-то готовить. Ты стоишь в гостиной и пытаешься подобрать слова.

– Может, все-таки выйдешь ко мне? – кричишь ты Марте.

– Одну минуту! – кричит она.

Закуриваешь сигарету и садишься в кресло. «Чтобы они ни сказали тебе – это неправда, – звучит в голове голос Харриса. – Они всегда лгут, когда хотят убрать ненужных им людей. Убрать или подчинить. Подчинить и сломать».

– Или просто пришло время сдохнуть, – говорит тебе Майк. – И никакого тебе обмана. И все по-настоящему.

– Ян! – говорит Марта, дергая тебя за рукав.

Ты открываешь глаза и смотришь на грязный передник с желтыми нарисованными подсолнухами.

– Ну давай, – торопит тебя Майк. – Делай то, зачем пришел, и уходи.

– Ты помнишь, как мы с тобой… – начинаешь ты, но Марта прерывает тебя.

– Ты за этим сюда пришел, да? – ее голос становится неестественно глубоким. – Тебе только это от меня и нужно?

– Не совсем.

– Что тогда? – она отворачивается, подходит к окну и смотрит на улицу. – Думаешь, то, что было между нами, что-то значит?

– Для меня нет, – признаешься ты.

– А для меня да! Каждую ночь, когда мой муж прикасается ко мне, я вспоминаю тебя, и мне становится стыдно. Каждый раз, когда я укладываю детей спать, я вспоминаю те несколько минут, и понимаю, что я никудышная мать.

– Так говорит, словно это ты во всем виноват, – возмущается Майк. – Если ей нужно кого-то винить, то пусть винит себя и всех тех, кто был до тебя.

– Я никогда не изменяла мужу, – говорит Марта. – Никогда! И если бы не ты… – она смолкает и смотрит куда-то за твою спину.

Входная дверь открыта. Муж Марты стоит на пороге и тупо молчит. Ты снова смотришь на Марту. Ненависть в ее глазах сменяется испугом. Она сжимается, словно затравленный зверек, загнанный в угол. В повисшей тишине ее вздох кажется неестественно громким. Ее тело вздрагивает, и по щекам начинают катиться крупные слезы. Рыдания настолько беззвучны, что кажется, будто ты смотришь немое кино под аккомпанемент больших настенных часов.

– Пожалуй, пора уходить, – говорит тебе Майк, и ты не споришь с ним.

Еще один дом остается позади. Еще одна испорченная тобою жизнь… Аэрокэб взлетает в небо…

– Может, стоит вернуться и рассказать Марте о том, что ты инфицирован? – спрашивает Майк.