Воспитан рыцарем - О'Санчес Страница 28

– Ты раньше этого мне не говорил.

– Ты и не спрашивал. Тебя ведь, в основном, интересовало – где лучший портной, шьющий черные рубашки, да как бы покрасивше приладить боевые шрамы на лицо.

Лин покраснел и смолчал: стыд прошиб его по самые уши. Гвоздик растерянно пискнул и на всякий случай стал держаться вплотную к Лину…

– Гвоздик, ну что ты вечно путаешься под ногами! Я ведь было чуть лапку тебе не отдавил! Беги вперед, крошка, беги…

– Я почему тебя думал в гладиаторы определить? Там можно кое-чему выучиться, и если повезет – разбогатеть, сменить сословную ступеньку, с низшей перепрыгнуть куда-нибудь повыше… Не захотел. И в храме то же самое: повезло бы – пробился бы в иерархи, получил бы доступ к знаниям, к чинам, к простору бытия…

– Как это – к простору бытия?

– А так. Погоди, подберу слова попроще… Значит, простор… Захотел – в столицу поехал, челом Императору бить, дабы тот высочайшею волей исправил те или иные несовершенства мира… Ну… например, сказать Императору, что народ страдает от глупости, либо воровства его слуг, власть предержащих… Понимаешь? Или не совсем? Короче: захотел ты, будучи верховным жрецом, – взял и поехал в другой город по своим надобностям, захотел – отгрохал своему богу храм побольше, а в нем себе святилище… соответственное… А захотел – заперся в темную сырую келью, на хлеб и воду, на долгие молитвы, подавая пример малым сим… Захотел – заклеймил, захотел – простил. Захотел открыть братии свет просвещения – позволил им книги читать. Решил, что, кроме молитв и постов, им ничего более не надобно – объявил об этом во всеуслышанье волею бога или богини… Если ты им, богам, предан душою – те нисколько не против будут, что бы ты там ни решил по отношению к простым нижестоящим смертным. Это и называется – простор бытия. В холодном чулане ли он живет впроголодь, нежится ли на пуховых перинах и жрет от пуза – все ему в радость, если он сам этого пожелал… И наоборот. Понял?

Лин кивнул:

– Вроде бы.

– Ты пока невежественный и темный, как последний десяцкий, но ум у тебя живой, светлый, гибкий. Ты бы мог со временем пробиться в верховные жрецы, если бы в послушниках не надорвался бы и не помер. Но – не сложилось и тут. Если же и Снег тебе и твоим мечтам не потрафит – уже не мои заботы, я буду очень далеко, сам живи и сам разбирайся.

– Страшно. – Лин произнес это с печалью в голосе и лице, и получилось настолько по-взрослому, что у Зиэля даже брови подпрыгнули, но следующие слова Лина вновь принадлежали маленькому мальчику. – А он разрешит мне… с Гвоздиком играть? Чтобы он всегда рядом был?

– Почему же нет? В пещере места полно, и ему уголок найдется. Если, конечно, ты его приучишь на улицу проситься, а не пачкать жилое пространство.

– Приучу, конечно. Ура! Гвоздик, понял!? Рядом жить будешь!

Гвоздик подпрыгнул, целиком и полностью разделяя внезапную радость хозяина, и совершенно отчетливо тявкнул.

– Ага! Зиэль! Теперь-то ты слышал, как он залаял? А не запищал!

– Подумаешь… Один раз не считается, да еще и не понять – авкнул он или мявкнул?

– Не-ет, нетушки! Все знают, что у охи-охи лай похож на собачий и на волчий.

– Угу, а у твоего Гвоздика, может быть, на свинячий именно! Ты зачем его отборным мясом кабанчика, на трех густых травах запеченного, кормил? Превратится теперь в хрюшку, будет хрюкать, а не лаять.

– Не будет. Ой… Зиэль… – ноздри Лина явственно почувствовали что-то такое… пахнущее жильем и человеком…

– А-а… То-то я думаю – когда ты проснешься, запах дыма учуешь? Сивка-то и Гвоздик твой давно уже пофыркивают… Это у нашего отшельника очаг, не иначе. Надо его предупредить… Зиэль откашлялся и громко, хотя и вполголоса, забасил любимую свою песню:

– Солдат идет с войны… И все ему хоть бы хны!..

Словно бы и нет под ногами дороги, или хотя бы тропинки, а идти легко, ноги не спотыкаются по камням и выбоинам, ни у людей, ни у зверей. Вроде бы и густой кустарник вокруг, а одежда за ветки не цепляется. Дымком же пахнет очень даже ясно. Едой не пахнет…

– Обратил внимание, что природа к нам дружелюбна? Ни гнусы нас не жалят, ни колючки по лицу не стегают… Это значит, что старый хрен издали нас почуял и не против гостей. Нежданным и незваным куда как тягостнее бродить в этих пределах. Возьми-ка, на всякий случай, на руки Гвоздика, либо сунь его в мешок и к седлу пристегни… Вдруг он попадет в ловушку или под заклятие…

– Нет, я лучше на руки.

– Тоже выход. «Куда ж ты, сокол, лети-ишь!..» Эй!.. Снег! Это Зиэль! Ну ты где?..

Заросли вдруг расступились и выпустили путников на открытое пространство. Будущие гости остановились посреди крохотной, двадцать локтей от края до края, круглой поляны, южную половину которой окаймляли камни маленькой скалы, а другую половину ограничивал невысокий кустарник, имени которому Лин не знал.

– Глаза разуй.

Лин обернулся на голос: у них за спиной, в шести локтях, на самом краю зарослей, стоял человек. Больше всего Лина поразила одежда этого Снега, мысленно он уже привык видеть ее белой, в виде плаща или хламиды. А на самом деле, человек этот выглядел просто, и можно сказать привычно: полурасстегнутая кожаная куртка на голое тело, портки, заправленные в низкие сапоги, непонятного вида шляпа – все в обычных серо-коричневых красках… В руке длинная прямая палка с железным клювом… С двумя клювами-наконечниками: верхний поперек палку венчает, а нижний вдоль, как бы насажен по примеру копья, в траву нетяжко упирается… Борода есть, седая, но небольшая, у Зиэля куда длиннее…

– Я смотрю, посох у тебя тот же. И повадки те же – подкрадываешься хорошо. У меня чуть родимчик не случился от внезапности!

– Только не пытайся вызвать во мне жалость, или хотя бы доверие к твоим словам. Ты, я смотрю, конем разжился? И почему-то не один?

Лин, Гвоздик и Сивка стояли тихо и молча: именно так и надо себя вести в незнакомом случае. Пусть главный все поймет в окружающей действительности, и все решит, как им дальше поступать… Иначе – плохо. Не в этот раз, так в другой, но болтовня и беспечность неминуемо обернутся бедою: поход – дело опасное, все должны в нем знать свои права и обязанности, чтобы им легче дышалось и дольше жилось.

– Со спутниками, сам видишь. Рассчитываю на кров и прочее гостеприимство. Завтра – дальше двинусь. Принимаешь гостей?

– Угу… Небось нарочно под дождь подгадал, чтобы уж наверняка?

– Слушай, Снег! Ну что ты меня обижаешь? Как ты мог такое подумать, мы ведь сто лет знакомы! – Зиэль от возмущения развел руки в стороны, но в искренность его не поверил даже Лин: очень уж довольная ухмылка у Зиэля, кроме того он своими ушами слышал расчеты насчет дождя и ночлега.

– Именно поэтому. Дым нюхал?

– Что? А!.. Намек понял: у нас в мешке целый олешек лежит, очага просит. Это тебе от нас подарок. Чтобы дым от твоего очага насквозь пропитался вкусными запахами Ну… есть еще остатки хлеба, лука… Лин, есть у нас лук?