Работа для рыжих - Юлия Фирсанова Страница 28

— Пустяки, дело житейское, ничего ты мне не должна. Если только… — неожиданно вспомнились здешние ароматные ягодные напитки. — Я смотрю, у тебя тут травки развешаны. Целительные, да?

Женщина затрясла головой, соглашаясь, и среди полного сумбура чувств проглянула гордость профессионала.

— Если среди этого богатства какой-нибудь сбор для приятного пития отыщется, буду рада получить в подарок, — назначила я первую пришедшую в голову вкусную цену и улыбнулась.

Целительница заметалась по комнатке с такой скоростью, будто дом уже охватило незримое пламя и счет шел на секунды, за которые, собственно, требовалось найти и вынести из огня священное знамя в виде травяных сборов. Кулек за кульком мне в руки опускалась добыча, горка в секунду поднялась до подбородка. Пока меня не похоронили под грудой растительного сырья, я робко взмолилась:

— Хватит, хватит!

Мера приостановилась и принялась тараторить, объясняя, какой холстяной мешочек какой сбор содержит: что бодрость дает, что успокаивает, что согревает. Вон даже кузнец ее травки пьет с удовольствием. При упоминании кузнеца женщина осеклась и перескочила на описание очередного тонизирующего полуфабриката. Нет, она явно чего-то боялась и старалась своей болтовней «по делу» заглушить страх. Один Фаль жмурился довольным котенком. Еще бы! Несколько минут проката дудочки, и получай запас концентратов для приготовления напитков на месяц! Братья-киллеры стояли парой этаких самодвижущихся столбов и помогать не собирались.

— Спасибо, будем пить и тебя добрым словом поминать, — вклинилась я в речь целительницы, отступив к двери.

— Смеешься, кори? — вспыхнул на щеках лихорадочный румянец, и в глазах снова начали набухать слезы.

— Нет, не смеюсь, — ответила я и, поняв, что просто так Мера не успокоится, продолжила: — Не смеюсь, не издеваюсь. И тебе терзать себя из-за Иррзы не советую.

— Так ведь виновата! — с каким-то ожесточением вперемешку с надеждой (ну скажи, что это не так!) вскинулась женщина.

— Гар тебе судья, — перефразировала я поговорку из моего мира, подогнав ее под здешние божественные реалии. — Только теперь, кто бы и насколько ни был виноват в смерти той женщины, уже ничего не поделаешь, время назад не отмотаешь и по-другому историю не повернешь. Нет таких ки-аров.

— Если б я знала… — вновь заплакала Мера, уже не скрываясь и не стесняясь слез, и вновь принялась заламывать руки.

— Знал бы, где упасть, солому бы настелил, — согласилась я и присела на лавку у двери, понимая, что просто не могу уйти от бедолаги, истерзавшей воспоминаниями о случившемся несчастье всю душу. Вроде бы не девочка уже, целительница, а так из-за одной покойницы убивается… Значит, пусть и не давала клятвы Гиппократа, а совестливей будет многих врачей из моего мира. — Давай поговорим. Скажи, Иррза умерла потому, что травами ее недуг не лечился, а силы в ки-аре у тебя, когда ей дурно стало, не было?

— Так, все так! — Слезы катились по лицу лекарки. — Только я же не думала, что ей так плохо станет, не далее как на прошлом темном обороте приступ был, а у нее они раз в три-четыре оборота случались. Я же только кожу Умане и Равеле почистила. Ленивые курицы при монетах! Настоем протираться не захотели, а я, дурища, на уговоры польстилась, новую ступку мне из камедрана захотелось, а трех рыбок не хватало. Да лучше б я в своей каменной все долбить продолжала! И не должен был ар так быстро опустеть тогда, силы-то из него малую долю зачерпнула, а уж глянь — и донышко. Никогда прежде так быстро запас не кончался! — Выплеснув из себя беду, Мера замолчала, закрыв лицо ладонями.

— Ты хотела помочь Иррзе и не смогла из-за неодолимых причин. Случилось слишком много неудачных для жены кузнеца совпадений. Приступ не вовремя, опустевший слишком быстро артефакт, недуг, не излечивающийся травами. Знаешь, там, откуда я пришла, есть такое понятие — смягчающие обстоятельства. Это я о том, что для вины твоей действительно имеются оправдания. Ты не желала смерти Иррзе и не должна терзать себя, загоняя под каменную пирамидку. Вина есть, но лучшее, что ты можешь сделать, это в память о случившемся никогда не использовать артефакт по пустякам и всегда по возможности сохранять резерв силы для таких вот трагических случайностей. Подумай, о чем я сказала, и прощай, целительница, спасибо за травки, — поблагодарила я напоследок и вышла из горницы, оставив затихшую лекарку на скамье. Кажется, рыдать она перестала и глубоко задумалась. Буду надеяться, никаких глупостей не надумает.

— Ловко ты дуру успокоила, — цинично одобрил Киз, покусывая мимоходом сорванную травинку.

— Я лишь сказала ей то, что думала, — отозвалась с легким недоумением.

— Ты еще скажи, что никогда не врешь, — жестко усмехнулся киллер.

— Я всегда говорю то, что думаю и как думаю, а врать не люблю или просто не умею. Если понимаю, что правду говорить нельзя, тогда молчу, — откровенно ответила я брату Гиза.

— И до сих пор жива? Странно, — сильно удивился Киз.

— Телохранители у меня хорошие, — заулыбалась я и тут же замерла на месте, осененная идеей. Вот теперь все сходилось, вот теперь все получило логичное объяснение.

— Не-эт, не Мера дура, а я, — огласила не слишком приятный вердикт. — И как сразу не сообразила! Но еще не поздно!

— Эй! — окликнула первую попавшуюся селянку, чинно шествующую куда-то с огромной корзиной. — А где дом кузнеца?

Женщина смерила меня глубоко озадаченным взглядом и указала головой на ближайший забор из ровных, одно к другому, бревнышек:

— Так вот его подворье.

— Могла у меня спросить, Оса! — чуток обиделся Фаль, поерзав на плече, и тут же полюбопытствовал: — А зачем нам кузнец?

— Прости, дружок, совсем у меня из головы вылетело, что ты вечером на разведку по селу прошвырнулся, — повинилась я перед представителем сил дружественной авиации и толкнула калитку. — А что и зачем, сейчас увидишь!

Кузнец нашелся между домом, свинарником и кузней. Как и обещал жене, дядя в закатанных до колен штанах, с подвернутыми до локтей рукавами рубахи старательно заделывал дыру в заборе, судя по габаритам, образовавшуюся в результате соприкосновения тела, полного хмельной жидкостью, с физическим препятствием. Работал он так старательно, что не сразу заметил посетителей. Попросив своих телохранителей подождать чуть в стороне, подошла ближе.

— Доброе утро, — вежливо покашляла я. — Оторву вас от дела на пару минуток разговора?

— Что, лошадок перековать надобно? — отложив могучий молоток (забыла, как называются такие штуки, которыми в землю опоры вбивают), благожелательно уточнил мужчина.

От вчерашнего горького пьяницы и буяна этот вполне себе трезвый, вежливый человек отличался как небо от земли. Смотрел спокойно, как слон на тявкающую где-то в ногах мелкую моську. С учетом того, что моя макушка доставала ему до пояса, имел право.

— Нет, я по личному вопросу, — отказалась от предложения и, поскольку возражений не последовало, продолжила: — Я насчет Меры.