Соколиная охота - Сергей Шведов Страница 28

– Вера способна противостоять любому наваждению, – резко возразил епископ Драгон. – Но далеко не каждый христианин искренен в своем служении истинному богу.

– Так и я о том же, монсеньор, – пожал плечами Бернард. – Человек грешен, он очень часто поддается соблазну. Я знал немало христиан, в чьем благочестии почти ни у кого не было сомнений, но соблазн все-таки проникал и в их души.

Кажется, Карл догадался, к чему клонит граф Септиманский, и нахмурился. Надо полагать, до его ушей доходили слухи о коварной Юдифи, подчинившей своей воле благочестивого мужа средствами, которые христианская церковь не одобрила бы никогда. Карл, безусловно, уважал своего отца, но его привязанность к матери была куда сильнее. Возможно, эта привязанность со временем приобрела бы болезненный оттенок, но тут, на счастье младшего сына Людовика Благочестивого, в его жизни появилась Володрада. Странно, что Юдифь словно бы и не заметила соперницы. Или все-таки заметила?

По слухам, прекрасная Юдифь и при жизни мужа одаривала вниманием некоторых сеньоров, попадающих в поле ее зрения. Однако все ее связи были мимолетными. Единственной ее страстью был сын, ради которого она была готова перевернуть мир. Отчасти ей это удалось, что породило великую смуту во франкской империи. Но теперь в ее жизни появился другой мужчина, Воислав Рерик, и кто знает, как новая и все поглощающая страсть отразится на ее отношениях с сыном. Во всяком случае, по мнению графа Септиманского, Юдифь уже созрела для того, чтобы предать сына, но было бы совсем хорошо, если бы в этой мысли утвердился Карл.

– Ты хочешь сказать, граф Бернард, что Тинберга желает прибрать меня к рукам с помощью магических заклятий?

– Все может быть, государь. Но в этом ты должен убедиться сам.

– Каким образом?

– Спроси у капитана Раймона Рюэрга. Я думаю, он знает об этом куда больше, чем все остальные сеньоры королевства.

Карл бросил в сторону епископа Драгона вопросительный взгляд, и тот едва заметно кивнул в ответ.

Проводив гостей, Карл послал слугу за капитаном Раймоном Рюэргом и вернулся в кресло. Молодому королю было о чем подумать. Прежде он даже не предполагал, что измена Тинберги вызовет такую бурю в его душе. Карл не любил свою жену и не скрывал этого ни от себя, ни от окружающих, ни от самой Тинберги. Наверное, все дело было в возрасте.

Тинберга была старше мужа и с самого начала дала Карлу почувствовать свое превосходство. Это было ее главной ошибкой. Нельзя, унизив мужа и короля, рассчитывать впоследствии на его любовь. Впрочем, Тинберге не нужна была любовь Карла, но и к другим мужчинам до поры она никакого интереса не выказывала. До той самой поры, пока в замке не появился Лихарь Урс. Возможно, в другой ситуации молодой король употребил бы власть, но к тому времени в его жизни уже появилась Володрада.

Карл вздохнул и потянулся к кубку с вином. Развод с Тинбергой уж точно не покроет славой его имя, а досужие сплетники тут же окрестят его рогоносцем. Что ни говори, а для человека самолюбивого и гордого это большой удар. Однако в этой истории было одно обстоятельство, способное повернуть ситуацию в другое русло.

Тинберга изменила не столько Карлу, сколько истиной вере. На этом настаивал епископ Драгон, об этом же говорил граф Септиманский. Оба, между прочим, терпеть не могли Герарда Вьенского, отца Тинберги. Для Карла в этом не было ничего удивительного, ибо он и сам недолюбливал тестя и рад был бы избавиться от нелюбимой жены и ее докучливых родственников одним махом.

Правда, Герард Вьенский был не тем человеком, который прощает обиды даже королям, и если бы речь шла просто о любовной интрижке нелюбимой Тинберги, то Карл, скорее всего, закрыл бы на это глаза. Но Тинберга вступила в связь не с мужчиной, она спуталась с дьяволом, бросив тем самым тень не столько на мужа, сколько на свой род. И если подозрения подтвердятся, то вряд ли Герард Вьенский рискнет выступить против всего христианского мира в защиту разоблаченной язычницы. В этой ситуации уже не он будет угрожать государю, а государь вправе будет спросить с него.

Капитан Рюэрг возник на пороге и негромко откашлялся, дабы привлечь к себе внимание задумавшегося короля. Карл поднял голову и жестом пригласил капитана подойти поближе.

Раймон выглядел смущенным, видимо, он догадывался, о чем сейчас пойдет речь.

– Это я отправил Радегунду к епископу Драгону, – тихо произнес он.

– Значит, жена рассказала тебе все?

– Я был потрясен, государь, хотя до сих пор не могу поверить, что такое возможно.

– Следовательно, ты не веришь в колдовство?

Раймон вздохнул, потом перекрестился. Судя по всему, откровенный разговор с королем давался ему нелегко.

– Я усомнился, государь.

– И что послужило тому причиной?

– Мы взяли крепость Дакс за одну ночь, хотя многие говорили, что для этого потребуется много времени. А причиной нашего успеха были главные ворота. Лихарь Урс и Драгутин проникли морозной ночью в приворотную башню и перебили всех лангобардов, охранявших ее.

– А как им это удалось? – удивленно воскликнул Карл.

– Не знаю, – пожал плечами Раймон. – Я увидел их уже в крепости, причем обнаженными. Говорят, что одежда мешает превращениям.

– А дракон?.. – криво усмехнулся Карл. – Ты видел дракона, любезный Раймон?

– Дракон – это просто чучело. Ярл Воислав соорудил его, чтобы напугать лангобардов Ингоберта.

– Ты меня утешил, Раймон, – спокойно сказал молодой король. – Значит, ты не можешь с уверенностью утверждать, что твои хорошие знакомые являются оборотнями?

– Нет, государь. Но они язычники, и этим все сказано.

– Я не могу поверить на слово твоей жене, Раймон, – сокрушенно покачал головой Карл. – Я не могу поверить ни тебе, ни даже епископу Драгону. Я должен увидеть все своими глазами и только потом принять решение. Ты можешь мне помочь?

– Я попытаюсь, государь.

– Попытайся, Раймон. Обещаю, что если ты поможешь мне разоблачить Тинбергу, то я сделаю тебя графом Лиможским. А Лимож – очень богатый город, капитан.

– Я сделаю все, что в моих силах, государь.

Граф Септиманский знал дату предстоящей мистерии. Оставалось выяснить место, где враги христианской веры собирались провести свой шабаш. Центенарий Гуго буквально землю взрыл вокруг подозрительного дома и кое-что все-таки наскреб. Помогла ему в этом даровитая дочурка Анхельма, которой удалось втереться в доверие Хирменгарды, дочери коннетабля Виллельма. При этом барышне не удалось сохранить невинность, к великому огорчению отца.

Единственным утешением Гуго было то, что соблазнил его дочь не простой мечник, а ярл Сивар Рерик, внук ободритского князя Витцана. Тем не менее распутство язычника вызвало ярость у благочестивого центенария, и он поклялся отомстить соблазнителю и всем его родовичам за погубленную честь дочери. Впрочем, епископ Драгон лично облегчил страдания отца, отпустив его дочери все грехи и пообещав ей свое высокое покровительство.