Лунный воин - Анна Гурова Страница 28

– А зачем нам в этот Асадаль?

Ответа Мотылек так и не допросился.

Сборы закончились только в сумерках, когда заалело над степью небо, а из сада поползли к дому сизые ночные тени. Все, что оставалось на веранде из домашней утвари – пара котелков, миски, одеяла, – Ута с Мотыльком забирали с собой. Поскольку жаровню заперли в доме, ужин был скудный и простенький. Ута накрывала на стол без всякого настроения. Накормить кого-нибудь недостаточно вкусной пищей было для нее наихудшим позором. Кроме того, в глубине души ей не хотелось никуда идти.

Мотылек же, напротив, пребывал в радостном возбуждении, в ожидании чего-то необыкновенного, чудесного. Они отправлялись в путешествие в столицу! Даже холодные тушеные баклажаны и слипшийся рис с рубленым вареным яйцом казались ему вкуснятиной, потому что они были уже не домашние – они были дорожные. И никогда они раньше не ели так поздно – бабушка заканчивала дела засветло и укладывала внука вместе с солнцем. На крыльце Ута в последний раз засветила бумажные фонари – путеводные огни для предков. Мотылек смотрел на них и фантазировал: вот если сейчас в дом войдут голодные духи, да и сядут за стол – что он станет делать?

Ужин подходил к концу, когда за кустами раздался скрип калитки и звук шагов. Бабушка Ута вытянула шею, высматривая в сумраке вечернего гостя.

– Кто там? – громко спросила она. – Ты, Медуница?

– Мир и покой сему дому! – раздался мужской голос.

Шаги и постукивание стали громче. Мотылек привстал, отогнул край сетки – и увидел, что по тропинке к дому неспешно приближается странствующий знахарь – сихан в соломенной остроконечной шляпе, с традиционным посохом в руке. Бабушка тоже увидела его, и лицо у нее стало совсем кислое.

– Извините, мы уезжаем! – крикнула она. – Поищите другой дом, святой учитель! Видите – мы уже собрали все вещи! – И сердитым шепотом приказала внуку: – Быстро спрячь рис в короб, Мотылек. Этот знахарь так просто не отвяжется. Они словно чуют, где едят…

Странствующих знахарей – гадателей, заклинателей духов, целителей всех мастей – по просторам империи бродило великое множество. На материке к ним относились без особого уважения, подсмеивались за глаза, считали жуликами, ворами и сластолюбцами. На «варварских» островах Кирим, где козни духов были повседневной реальностью, авторитет сиханов был несколько выше. Но не намного. Разве что к недоверию примешивалась доля страха.

Тем временем знахарь подошел к крыльцу, сел на землю шагах в десяти и с невозмутимым видом выставил перед собой плошку для сбора милостыни.

– Пусть даруют вам Семь Звезд счастье, благополучие и здоровье! Если что-нибудь нужно – исцелить больного, провести молебен, изгнать или, к примеру, призвать злого духа – бедный странник полностью к вашим услугам!

– Хвала ками, у нас все здоровы и благополучны, – решительно ответила бабушка через сетку и добавила шепотом:

– Глянь, Мотылек, – сидит?

– Сидит. Ух ты, какая у него огромная собака!

– А ежели вы, госпожа, собираетесь в путь, – не отставал знахарь, – могу погадать, как пройдет путешествие. Также могу вычислить благоприятный день и час отбытия. Еще оказались при мне случайно несколько подходящих амулетов – если госпожа изволит взглянуть…

Бабушка сдалась.

– Ладно, помолитесь, святой учитель, чтобы мы благополучно добрались до столицы, – неохотно согласилась она. – Гадать не надо, и амулетов тоже – у нас и так денег едва хватит за лодку заплатить…

– Ни слова о деньгах. Горсти риса или миски тушеных баклажанов будет вполне достаточно.

Ута взглянула с изумлением сначала на знахаря, потом на котелок с тушеными баклажанами – сквозь стену он их увидел, что ли? – и с глубоким вздохом пригласила сихана к столу. Конечно, лучше бы он выбрал соседний дом, а то и вовсе обошел деревню стороной. Но раз уж явился – не следует быть грубой с человеком, который умеет приказывать бесам. Еще обидится и порчу наведет.

Сихан, не чинясь, поднялся на крыльцо. Снял сандалии, умылся из бочки, опустил на пол немаленький заплечный короб. Поставил к стене посох, повесил на него сверху свою соломенную шляпу, что и от солнца, и от дождя хороша. Выглядел он именно так, как должен выглядеть бродячий знахарь, годами живущий милостыней. Немолодой, но и не старик, поджарый, в меру грязный. Лоб бороздят морщины, губы узкие, щеки впалые, бесстрастный взгляд человека, далекого от мирских забот. Одет бедно, но для долгой дороги в самый раз: нижняя серая ряса до середины голени, верхняя, коричневая – до колен, на голенях запыленные обмотки. Грубые кожаные сандалии совершенно истрепаны. На голове – несвежая повязка из длинной полосы небеленого холста, конец которой свисает на спину до лопаток. На шее связка амулетов, на запястье намотаны ракушечные четки.

Единственное, что было чудно, – его собака. Мотылька она заинтересовала гораздо больше, чем хозяин. Такие собаки на островах не водились. Здешние были мелкие, гладкошерстные, хвостик колечком, уши лопушками. А этот пес величиной чуть ли не с хорошего теленка: черный, косматый, широкогрудый, остроухий, с могучими челюстями и тяжелым толстым хвостом. Вслед за знахарем вскочил на крыльцо, аж доски заскрипели. Однако в дом пес не пошел, развалился снаружи, под виноградным навесом, где по вечерам в большом корыте отмывали Мотылька перед сном, только подсунул лобастую голову под сетку.

Знахарь поклонился хозяйке, мельком взглянул на ее внука – и сел за стол. Ужин продолжили в молчании, как велит вежливость, – сначала накормить гостя, а разговоры потом. Только и слышно было, как звенят в саду цикады, шуршит хомяк под полом, да работают челюсти знахаря. В придачу к баклажанно-морковной закуске Ута радушно выложила на стол порезанного кусками вяленого леща, надеясь, что знахарь от него откажется (в многих сектах и школах существовал запрет не только на мясо, но и на рыбу). Надежды не сбылись: первым делом знахарь взялся именно за леща и принялся уплетать его с волчьим аппетитом, отчего в бабушкиных глазах изрядно упал.

– Какими судьбами пожаловали на наш остров, святой учитель? – завела разговор Ута, когда с едой было покончено. – Как ваше уважаемое имя? Какому ками служите?

Знахарь обсосал кости леща, утер губы засаленным рукавом и степенно принялся отвечать на все вопросы поочередно. Его ничтожное прозвание – учитель Кагеру, живет он на севере Лесного Предела, в провинции Мок, никакому определенному ками не служит, странствует по обету, собираясь посетить уцелевшие храмы безымянных богов, а путь держит на юг, к океану. На Стрекозий остров заглянул мимоходом, из любопытства – в Асадале какой-то рыботорговец сказал ему, что здесь есть развалины древнего святилища…

– Что значит – «развалины»! – возмутилась Ута. – Святилище целехонько, только что крыша провалилась, так наш шаман в прошлом году настелил новую. А что ему сделается, святилищу-то?

– Я там весь день провел, – небрежно сказал учитель Кагеру. – Загадочное место. Обширное древнее кладбище, уникальные барельефы, но от самого храма осталась одна часовенка, по которой даже не определить, какому богу здесь поклонялись. Время стерло все. А может, и не время…