Хитник - Михаил Бабкин Страница 28

– Эть, – спохватился гном, – я же всё забываю, что ты обычник и мало чего понимаешь в нашей суровой действительности! Ладно, поясню. Как я уже говорил, Модест – дриад на полставки…

– Погоди, – Глеб, что-то сообразив, с непониманием уставился на Федула. – Дриад – это как? Дриады – они же тётки, которые в лесных деревьях живут и тот лес от всяких врагов защищают… типа садовницы-мичуринцы, – больше о дриадах Глеб ничего не знал. Впрочем, те «садовницы» никогда его и не интересовали – легенды, они и есть легенды. Малополезные в реальной жизни сведения.

– Верно! – обрадовался гном, – сечёшь тему! А этот парк – он что, не лес? Правильно, лес, только маленький, искусственный и загаженный, – Федул повёл рукой, Глеб невольно проследил за ней взглядом: да уж, загаженный так загаженный! Дальше некуда…

Пока удалая троица (не считая, разумеется, Хитника) развлекалась пивом, начало вечереть. Нежаркое солнце, белое и маленькое, нависло над стенами спорткомплекса, откуда едва слышно доносились чирикающие по-китайски многочисленные голоса: рынок готовился к закрытию. На поляне с пивной будкой, в лучах заходящего солнца, в молодой траве там и тут посверкивали стеклянные осколки битой посуды – словно кто-то щедрый и нетрезвый разбросал как попало осточертевшие ему крупные изумруды и бриллианты. А рваные пакетики-кульки-кулёчки усыпали траву по всей поляне будто разноцветные листья неведомых урбанистических деревьев… Вообще-то, при некоторой доли художественной фантазии, пейзаж вполне мог бы показался весьма колоритным и интересным – для какого-нибудь буйного талантом художника. Из числа тех, что видят прекрасное и в старом, давным-давно не чищенном унитазе. Художник, который немедленно нарисовал бы эпохальное полотно… ээ… скажем, под названием: «Городские джунгли, реальные и невероятные». А при инсталляции картины на выставке обязательно снабдил бы тот шедевр неким звуковым, соответствующим теме фоном – например, треском двигателей проезжающей мимо парка банды рокеров.

Словно в подтверждение художественного замысла вдалеке, со стороны трассы, раздался грозный мотоциклетный рёв: Глеб вздрогнул и, очнувшись от дурацкой фантазии, продолжил слушать Федула.

– …в том-то и дело, – назидательно вещал гном, – что молодого всегда кидают на авральные участки. А так как Модест на испытании, то бабайский совет запихнул его сюда, для проверки силы воли и преданности бабайскому делу… вишь ты, здешняя дриада по прошлой осени удрала с заезжим цирком, влюбилась в фокусника и, значит, того! Её, говорят, теперь каждый вечер на арене в ящике распиливают, ну да дриаде к тому не привыкать – уж сколько деревьев с её сущностью тут повалили-попилили, не счесть! Понятное дело, на дрова для шашлыков, – Федул с неприязнью глянул в сторону закопчённого мангала. – А колдовской ключ, он, зараза, неснимаемый и никуда Модеста дальше парка не выпускает. Во избежание соблазна, так сказать.

Гном мелкими глотками допил пиво, потянулся было за очередной кружкой, но тут обнаружилось, что пока Федул беседовал с Глебом, дриадный бабай успел нахально выдуть всё пиво. И своё, и чужое. И теперь смущённо хлопал глазами, потому как крабовые палочки он тоже подмёл до единой.

– Мнэ-э, – огорчённо почесал в бороде Федул, – Глеб, сходишь ещё за пивком?

– Запросто, – согласился парень. – Слушай, а бабаи все такие прожорливые? Прям мясоруб… краборубка какая-то! И пивохлёбка, ага.

– Ишголотался я, – виновато признался Модест, краснея и смущённо ковыряя лаптем землю, – на потношном корму отошшал… кто потаст чефо, тому и рат. Это триате хофошо, она и профлоготними лифтиками питаться мофет, а у меня не получаеффя… Как фе мне это ифпытание натоело, кто фы снал!

– Бедненький ты наш, – чуть не прослезился Федул. – Глеб, срочно дуй за пивом и едой – видишь, наш друг вконец ослабевает, того и гляди упадёт на сыру землю и помрёт в голодных конвульсиях…

Однако пойти Глеб никуда не успел.

Потому что события возле пивнушки вдруг приняли совершенно неожиданный поворот.

На поляну, с треском продравшись сквозь чахлые кустики, по нахоженным любителями пива тропинкам выехали четыре мотоцикла. Видимо, Глеб слышал именно их рёв, когда совсем недавно представлял себе шедевральное полотно со звуковым оформлением.

Мотоциклы оказались устрашающе громадными: чёрные, блестящие, с высокими хромированными рогами-рулями, толстыми дугами безопасности по бокам и торчащими над задними колёсами одинаковыми флагами на длинных пиках-древках. Тёмно-коричневые полотнища флагов украшал белый силуэт мужика с арбалетом наизготовку – силуэт находился внутри перечёркнутого жёлтого круга. Чуть ниже круга алела категоричная надпись: «Встретишь Ван Хельсинга – убей Ван Хельсинга!»

Шестеро из семи ездоков – все бородатые, все в чёрных мотоциклетных шлемах, зеркальных очках и с сигаретами в зубах – были одеты по крутой байкерской моде. То есть в кожаное и, разумеется, чёрное – с массой стальных заклёпок и стальных же фенечек, весьма любимых вольными мотоциклистами: всякие цепочки, черепа, крестики и прочий малозначительный хлам, ни практического, ни сакрального смысла не имеющий.

Седьмой мотоциклист – вернее, седьмая – разительно отличалась от спутников-байкеров. Высокая девица, затянутая в белый облегающий костюм, похожий на скафандр из какого-нибудь фантастического телесериала, с длинным золотистым плащом и в белом же мотоциклетном шлеме с дымчатым забралом – несомненно была предводительницей банды. Потому что въехала на поляну первой и к тому же одна, без пассажира за спиной. Да и байкеры, не глуша моторы, часто поглядывали на неё словно в ожидании некого приказа.

Девица неторопливо слезла с мотоцикла, поставила его на боковой упор, так же неторопливо сняла шлем и огляделась: волосы у девицы были чёрные и коротко стриженные, лицо мертвенно бледное, а прищуренные глаза зелёные, недобрые. Опасные глаза!

– Во, блин! – Глеб уставился на флаги. – Это что, разъездной филиал борцов с борцами? В смысле, охотники на Ван Хельсингов всех мастей и видов? Впервые подобное вижу.

– Разумеется, впервые, – насмешливо заметил Хитник. – С твоим прежним зрением ты подобных ребятишек никогда бы не заметил! А и заметил, то принял бы за обычных городских мотохулиганов, мало ли их по улицам носится… И тут же забыл бы об увиденном. Потому что у некоторых уличных банд предводители – настоящие, чистокровные магики, как это ни печально. Умеют чужой взгляд отвести… Не знаю, кто они, эти мотоциклетные отморозки, но атаманша у них однозначно магичка! И, если не ошибаюсь, профессиональная ведьма-наёмница, – мастер-хак вздохнул. – Боюсь, сейчас тут начнутся серьёзные беспорядки… Скажи Федулу, что надо сваливать, зачем нам чужие разборки? Своих проблем выше крыши!

– Федул, шеф говорит, мол, пора ноги отсюда делать, – доложил Глеб, – бегом-бегом и не оглядываясь.

– Ага, сейчас всё брошу и удеру, – недовольно ответствовал гном. – Тут, поди, жуть какое интересное и драматическое вот-вот произойдёт, а я как лох в кусты? Нет уж, не дождётесь! Боевые эльфы никогда не удирают с поля чужой битвы, особенно ежели есть на что посмотреть. – Федул сложил руки на груди, выпятил бородку и нахмурился, всем своим видом показывая, что отсюда он не уйдёт ни за что и никогда! Пока зрелище не наскучит.