Осколки наших сердец - Мелисса Алберт Страница 28

Раньше я никогда не замечала, что фонари на нашей улице слабо жужжат в тишине, пока не прошла под ними в одиночестве в половине четвертого утра. Я перешла на другую сторону улицы и прошагала по границе двух поселков мимо старой детской площадки с ржавой каруселью, зловеще поблескивающей в лунном свете. Поднялся ветер, деревья вздыхали, как измученные жарой старушки.

Если долго идти по призрачному ночному миру, даже знакомые предметы покажутся странными. Дома, на крылечке которых горел свет, казались обманчиво приветливыми, те же, что стояли, погрузившись во тьму, напоминали запертые шкатулки с секретами. Покинув пригород с его геометрической сеткой улиц, я вышла на дорогу, идущую мимо начальной школы, парка и молла с круглосуточным магазином «7–11». Привычная вывеска ярко светилась на фоне неба цвета виноградного леденца.

В магазине, освещенном, как съемочная площадка, не было ни души; лишь продавец стоял за кассой. Я остановилась на краю парковки, поискала в карманах мелочь. Хотела шагнуть на тротуар и вдруг увидела девушку – она подошла сбоку, оттуда, где тянулись ряды закрытых магазинов. Она толкнула дверь «7–11», а я поежилась, представив, как холодно внутри, как там пахнет хлоркой, сладким сиропом и расплавленным сыром. Я посмотрела ей вслед и поняла, что совсем не удивлена. Не было ничего странного в том, что мы встретились снова, да еще ночью, в темноте.

Именно ее мы с Нейтом видели тогда в лесу. Я узнала ее уверенную походку и мертвенно-бледную кожу, как у человека, всю жизнь просидевшего в бункере под землей. Ее лицо, даже в профиль напоминавшее старинную потрескавшуюся картину на дереве, портрет женщины с грубыми, запоминающимися чертами лица. А еще на ней была моя кофта.

Я спряталась за «субару». Привстав над дверцей и заглянув в окно, увидела, как девушка вышла из магазина с двухлитровой бутылкой «Маунтин Дью» и хот-догом. Хот-дог из «7–11», подумать только! Даже Хэнк не стал бы есть такую гадость. Мы с Аминой шутили, что эти хот-доги годами никто не покупает, они так и вертятся на гриле – одни и те же сосиски изо дня в день пытаются разжалобить покупателей своим сиротливым видом.

Я с отвращением наблюдала, как девушка открыла бутылку и начала пить, запрокидывая голову все дальше и дальше. Ее горло сжималось, как у питона, пока она не осушила всю бутылку. Допив, она съела горячий хот-дог в три укуса и бросила мусор на пол, хотя мусорная корзина стояла всего в двух шагах. У края парковки она свернула налево и пошла в ту сторону, откуда я пришла.

– Какого черта, – прошептала я и пошла за ней.

Ее светлые волосы падали до середины спины. На ней были выцветшие джинсы, которые плохо сидели, и светло-голубой кардиган, который я бросила ей у ручья. С такой бледной кожей и волосами она должна была светиться в темноте, как белая собака, но я сразу упустила ее из виду. Свернула наугад и снова ее увидела.

Я шла за ней и то теряла из виду, то снова находила. Окружавшие ее липкие тени словно ласкали ее кожу. Я шла далеко позади, но она ни разу не обернулась и не замедлила шаг. Мы прошли мимо детской площадки, пересекли широкую дорогу, отделявшую кварталы друг от друга, и направились в ту сторону, где жила я. По мере приближения к дому я старалась держаться от нее подальше.

Она свернула на мою улицу. Я затаила дыхание, мысленно повелевая ей: иди, проходи мимо, не сворачивай. Но у нашей подъездной дорожки она остановилась. Замерла, как вкопанная, руки вытянула по бокам и уставилась на мой дом.

Я юркнула в тень у дома Билли. «Возьми трубку, Хэнк, осел ты эдакий», – пробормотала я, прижав телефон к уху, но звонок сразу переключился на голосовую почту. Потом девушка резко дернулась, зашагала по дорожке к дому и обогнула его сбоку.