Сияние твоего сердца - Мария Линде Страница 28

– Спасибо. Я сначала в душ. Но от кофе не откажусь. – Я стягиваю мокрые кроссовки и чувствую, как медленно согреваюсь. – Мик не будет против гостей?

Свет не горел, когда мы вошли, и в квартире очень тихо. Вокруг творческий беспорядок, везде книги, блокноты, просто листы бумаги с какими-то набросками, стоят грязные чашки с кофейными разводами и засохшими чайными пакетиками. Но здесь хотя бы просторно. Гронинген тоже студенческий город и популярное место для туристов, но в Амстердаме такая квартира стоила бы гораздо дороже.

– Я ему так и не дозвонился. Думаю, он у родителей. Или, может, ему просто стыдно после вчерашнего. Дурак, мы могли бы просто поговорить.

Ливень роется в шкафу рядом с дверью, на пол падают разноцветные пакеты, бело-оранжевые коробки PostNL ^[17], журналы… Наконец он находит то, что искал, – пару огромных мягких тапок в виде мохнатых лап с длинными черными когтями, и ставит их передо мной:

– Извини, других у меня нет. Но тут прохладно, так что надевай. Я сейчас найду тебе какую-нибудь одежду.

После душа я надеваю его спортивные штаны и футболку, похожую на ту, что сейчас на нем, только с цветовым спектром вместо разводов, влезаю в тапки – они теплые и удобные, и это особенно приятно после такой дороги. И вдруг понимаю, что никогда еще ни к кому так не приходила в гости – чтобы носить чужую одежду, забираться с ногами на кровать и, завернувшись в плед, пить кофе, который для меня сделали.

Не то чтобы дискорды не любят гостей, но мне раньше казалось, что такие уютные кадры делают только для соцсетей. Плед с репродукцией «Звездной ночи» Ван Гога, флисовый и мягкий.

Напротив кровати в комнате Ливня стоит стол с большим белым iMac, рядом лежит графический планшет с довольно потертым экраном и стилус, над столом несколько полок с книгами и скетчбуками, а все остальное место на стенах занимают рисунки. Большие, с журнальный разворот, и маленькие, вырванные из карманного блокнота, они все нарисованы по-разному и разными материалами – простым карандашом, акварелью, хотя больше всего маркерами, и все их объединяет одна тема – люди за работой: бородатый художник за холстом с кистью в руке, мальчишка с длинной челкой в черном худи, рисующий на стене граффити баллончиком, двое малышей в цветных панамках и выстроенный ими песочный замок.

Музыкант с бас-гитарой на сцене и толпа под ней – море голов и рук, задумчивый скульптор у тонкой женской фигуры – Пигмалион и Галатея, кажется, что девушка вот-вот откроет глаза.

Я смотрю на все это и на секунду забываю, где я.

Я никогда не думала, что у искусства столько лиц.

– Это мой проект в этом семестре, – говорит Ливень, заметив мой взгляд. – Я люблю динамичные композиции, и мне нравится наблюдать, как люди что-нибудь создают, что-то такое, чего секунду назад еще не было. И вот эту следующую секунду я и стараюсь поймать. Я бы хотел нарисовать Бога в тот момент, когда он создавал мир, но тут, как ты понимаешь, есть одна проблема – он тогда еще не создал человека, который придумал копики и бристольскую бумагу… ^[18]

Я смотрю на него и думаю: интересно, понимает ли он, что сам является частью композиции? Я совсем не умею рисовать, но мне вдруг хочется нарисовать или хотя бы сфотографировать Ливня в тот момент, когда он делает очередной набросок. Но еще больше мне хочется обнять его, почувствовать ладонями его кожу под вылинявшей футболкой, коснуться губами ямки между ключиц и закрыть глаза. Я ставлю чашку на край стола, чувствуя, как внутри поднимается бешеный смерч, меня затягивает все глубже в его воронку и не остается ни одной цельной мысли.

– Еще кофе? – спрашивает Ливень в окутавшей нас тишине.

За окном засыпает город, а за ним плещется холодное Северное море, капли дождя стучат по стеклу, как тысячи маленьких метрономов.

Я медленно поворачиваюсь к Ливню:

– Спасибо. Мне кажется, мое сердце бьется достаточно быстро.

А потом тянусь к нему и обнимаю, тону в запахе можжевельника и дождя. Мир вокруг становится ярче, контрастнее, сине-желтый плед сияет сумасшедшими ван-гоговскими звездами, рисунки на стене оживают, превращаясь в немое кино без начала и конца. По моим артериям бегут электрические разряды, а потом вспыхивают и в сердце, озаряя его короткими вспышками на каждом вдохе. Ливень касается выключателя лампы над столом, и нас обоих накрывает мягкая темнота.

…Я никогда не думала, что разница так велика, когда чувствуешь. И что известный мне пик наслаждения на самом деле всего лишь ступень у подножия горы, уходящей вершиной в небо, в бескрайний космос и выше, туда, где пропадают все очертания и условности. В какой-то момент границы моего тела исчезают, и я перестаю понимать, что мы вообще делаем, – остаются только чувства. И темнота. И шорох дождя за окном.