Тевтон - Александр Авраменко Страница 28

Курт не привык доверять пехоте, пусть кнехты и зарекомендовали себя неплохими солдатами. Но как они поведут себя, оказавшись в настоящем бою? Впрочем, утром все выяснится…

Ему досталась командирская модификация серийной машины – «Левиафан-2». До предела автоматизированный агрегат. С единственным членом экипажа – им самим. В обычных танках внутри было по два человека – водитель и стрелок. Курт же мог управлять машиной и вести стрельбу одновременно. Та подчинялась голосовым командам. Проверив доставшееся ему чудо тевтонских технологий и убедившись, что оно полностью исправно, снаряжено и готово к бою, Вальдхайм приступил к осмотру остальных танков своего нового подразделения.

Первое – экипажи. Впрочем, их внешний вид обнадеживал. Среднего возраста, коренастые, крепкие шрехты, отслужившие уже по два-три пятилетних контракта. Опытные танкисты. Во всяком случае, танки они знали «от» и «до». Но в настоящем бою, естественно, не участвовали. Да и с кем воевать-то? Последнее восстание аборигенов на Тевтонии подавили с помощью големов. А на Фобосе танки в бой не пускали: на базу негеры не нападали, а в форты отдельные машины не посылали. Слишком они были дорогими, чтобы терять их без объяснения причин. Так, учения, маневры, марш-броски, учебные стрельбы.

И это было плохо. Можно ли воспитать и обучить идеального солдата в тепличных условиях полигонов и тренажеров? Конечно нет. Как ни моделируй самую достоверную виртуальную реальность, как ни увеличивай эффект присутствия, внутри солдата, находящегося в голотанке, всегда сидит подсознательно знание того, что, несмотря на удары нейрокостюма, опять же моделирующего поражение машины или ранение, стоит ученику выйти из тренажера, как он вновь станет живым и здоровым, не имеющим ни царапины.

Настоящий же бой – совсем другое дело. В нем стреляешь и попадаешь, при удаче или навыке, естественно, не только ты, но и, самое главное – в тебя. Убивают – по-настоящему! И если пуля или осколок попадает в тебя, то течет не бутафорская, а самая натуральная кровь. Твоя собственная! И до медпункта могут не всегда доставить вовремя. А даже если и притащат, врач, бегло осмотрев твое прошитое насквозь тело, бессильно разведет руками, не имея возможности вытащить тебя с того света. Да, оторванная конечность навсегда останется таковой, и никакое противошоковое снадобье не спасет от жуткой боли и последнего вздоха. И грохот разрывов, и свист пуль, и верещание осколков – реально несут смерть. Настоящую. Убивающую. Навсегда…

Курт сам, пока не побывал в бою и не увидел, как гибнут люди, пусть даже шрехты, не понял, что такое настоящая война. Без жалости к врагу, без пощады к мирным обывателям. Всесокрушающая и безгранично жестокая! Не разбирающая, мужчина перед ней или женщина, ребенок или беспомощный дряхлый старик.

Война, это такая штука, которая не щадит никого и ничего. Курт повоевать успел. Почти два года службы. Из них – больше года настоящих боевых операций. Да, на Тевтонии бывали мирные периоды, когда не было мятежей, гражданских войн, восстаний. Но для ягд-команд мира не существует. Никогда. «Солдаты вечной войны» – так когда-то назвал их, будучи в лирическом настроении, покойный генерал-фельдмаршал. И гонял своих подчиненных до седьмого пота. Не жалея, не давая слабины. Ибо каждая поблажка гарантировала смерть в бою…

– У вас тяжелый взгляд, господин гауптман.

– А?.. Прошу прощения.

И осекся под недоумевающими взглядами танкистов. Человек, пусть и машинально, попросивший прощения у шрехтов?! Воистину, планеты становятся квадратными, в вакууме можно дышать, а каждому павшему гарантирована вторая, третья и так далее жизни.

Вальдхайм не стал орать, желая исправить ошибку. Смысл? Все равно начнется атака на базу, и эти вот ветераны-контрактники полягут. Хорошо, если перед гибелью смогут захватить с собой хоть какую-то, пусть и самую маленькую компанию врагов. А если умрут зря, впустую? Без малейшей пользы? В том же, что шрехты погибнут, сомнения не было. Впрочем, если штурм начнется утром, мало кто выживет. Слишком большие потери в личном составе. Слишком много разбито орудий. Слишком мало кнехтов, боеприпасов, техники. Фактически они уже мертвецы. Пока – живые мертвецы. Но после боя большая часть тех, кто сейчас спасает из-под развалин уцелевших, помогает раненым, лихорадочно раскапывает обвалившиеся склады в поисках уцелевшего вооружения, перейдет в разряд настоящих мертвецов…

– Танки все исправны?

– Так точно! – Хор шести глоток.

– Что ж… Меня вы можете обмануть. И я могу чего-то не заметить в темноте. Но вот их… – Курт махнул рукой в сторону горного хребта, время от времени озаряемого вспышками вражеских ковчегов, несущих в трюмах солдат и технику, – …не обманете. Так что – думайте сами. И собственной головой. На сражение даю следующую установку: не высовывайтесь! Стреляйте только тогда, когда на сто процентов будете уверены в поражении врага, либо – когда от меня поступит команда. Старайтесь использовать укрытия, развалины. После выстрела сразу меняйте позицию. А замаскировавшись, помните, что, какая бы удачная она ни была на первый взгляд, позиция всегда должна иметь путь к отступлению. А сейчас – отдых. Пехота нас постережет, и в случае чего – разбудит. Ясно?

– Так точно!..

Вальдхайм вернулся к своему танку. Тот стоял под навесом из маскировочной сетки. Обошел вновь вокруг – что ж, пока сгодится. А утром, как рассветет, сразу все станет ясно. Чуть усмехнулся: если, конечно, доживем до утра. И нас не расстреляют с большой дистанции, как вчера. Или не перережут невидимки. Впрочем, слишком много «если». Если солдат начинает задумываться на войне, значит, что-то идет не так…

Курт забрался внутрь танка. В машине было тепло и уютно. Успокаивающе мерцала приборная панель. Щелкнул переключателем рации.

– Первый, я «Левиафан-один». Проверка связи. Как слышно?

В наушниках пискнуло, потом усталый голос ответил:

– «Левиафан-один», это Первый, слышу вас хорошо. Какие новости?

– Мы готовы к бою.

– Хоть одна хорошая новость… Отдыхайте до утра. Там видно будет.

– Вас понял, Первый. Благодарю.

Отключился, раскинул сиденье, превращая его в лежак. Отрегулировал температуру в отсеке, сделав чуть теплее. Затем вытянулся на неожиданно удобном месте, запрокинул руки за голову.

Всего сутки. А столько всего произошло… Вчера еще был мир. Сегодня – уже война. Неожиданная, горькая. Метрополия наверняка в курсе событий. Пропущен очередной сеанс связи. Да и спутники-ретрансляторы должны были передать на планету то, что увидели в космосе – атаку неведомого врага. Так что врасплох остроухие не застанут. Орден – не племя шрехтов. Это могучая сила! И врагу он покорится только тогда, когда на планете не останется живых людей. А мертвые, как говорится, позора в гибели за Родину не имеют…

Впрочем, за себя Курт не боялся. Он-то в любом случае уцелеет. Если придется – прорвется через порядки противника и уйдет в оазисы. Там, совсем недалеко, есть секретный бункер, о котором знали только члены ягд-команды и наместник. А тот сейчас на Тевтонии. В укрытии – небольшой корабль, на котором можно будет выбраться с Фобоса. А довести люгер до Гроссбурга он сможет даже в одиночку. Так что… Курт улыбнулся своим думам, и вдруг вздрогнул: почему-то перед закрытыми глазами возникло лицо будущей супруги. С чего бы?.. А, ерунда. Перевернулся на правый бок и через мгновение уже спал крепким, но чутким сном. Утром – бой, который отнимет много, очень много сил. А ему во что бы то ни стало нужно выжить. И вернуться домой…