Злата. Медвежья сказка - Ива Лебедева Страница 28

В ушах звенело от напряжения и детского плача, я уже и не понимала, человеческий ребенок кричит или медвежий. Мне было все равно. Обрушится подо мной скала — ну и к черту, пусть, главное — успеть дотянуться до малышки и как-то схватить, укрыть ее собой, чтобы упала не на острые камни, а на меня…

Сама не знаю, как преодолела это коротенькое и вместе с тем ужасно длинное расстояние до кромки обрыва, как заглянула за него…

Следующее, что я помню, — это тяжеленный отчаянно ревущий от страха медвежонок, которого я обеими руками тащу из пропасти и матерюсь от натуги и страха на чем свет стоит, параллельно уговаривая Кристину заткнуть уши и не слушать, это плохие слова.

— Мама-а-а-а! — В какой момент звереныш в руках превратился в девочку, каким таким волшебным образом я с ней на руках умудрилась без потерь спуститься с распроклятой скалы — все как в тумане. Пришла в себя — сижу под елкой ниже по склону, голая, замерзшая, чумазая, исцарапанная во всех возможных местах. И крепко прижимаю к себе такую же голую, чумазую и исцарапанную Кристинку.

Ребенок уже не рыдает в голос, всхлипывает тихонечко — слава богу.

И только когда бешеный адреналиновый шторм схлынул, оставив после себя пустоту в голове, трясущиеся руки и коленки, а также совершенно, как оказалось, зареванное лицо, до меня, наконец, дошло.

Я превратилась! Превратилась! Я опять человек! Черт с ней, с одеждой, и с грязью, помоюсь, оденусь. Но у меня опять человеческие руки и ноги, человеческое туловище и даже то, на чем я сижу, — тоже человеческое! А-а-а-а!

Прихлопнув на плече комара, первым сообразившего, что раз шерсть слиняла, то и кровушка теперь в свободном доступе, я еще немножко покачала Кристинку, осознавая, что ребенок от плача и испуга почти выключился, а в моих объятьях чуть ли не засыпает. И попыталась встать. Оппа, ноги-то не держат. Или я за столько времени просто разучилась ходить как человек, мне теперь стойку на четырех лапах подавай?

Немного нервный смех ребенка разбудил, но вроде бы не напугал. Она открыла глаза, всмотрелась внимательно в мое лицо, протянула руку и потрогала меня за волосы:

— Красненькие стали. Как листики на дереве клен… мама, а где папа? И вот тут меня по новой ка-а-ак накрыло!

Айвен! Черт! Господи, только бы жив остался!

— Крис, сейчас я отнесу тебя домой, ты закроешь дверь изнутри и будешь сидеть, ждать, пока я найду и приведу папу, поняла? — Я старалась, чтобы голос не дрожал, и вроде бы вышло достаточно уверенно. — Поняла, детка?

— Да… — Детка была недовольна таким оборотом, но понимала, что сейчас не до капризов. Поэтому я бегом по колкой хвое (черт, как неудобно человеческим босиком бегать, не то что медвежьим) рванула к зимовью, но в обход, подальше от тропы, где произошла несчастливая встреча с косолапым.

Во-первых, я не знаю, там ли еще зверь, теперь мне даже сопротивление ему оказать нечем. А во-вторых… Айвен. Господи, я все равно надеюсь на лучшее, но если произошло что-то по-настоящему страшное, то лучше Крис не видеть этого.

Ноги скользили и спотыкались, я про себя злилась страшно — какого… лося лысого все так не вовремя с этим превращением?! То есть… ох, очень даже вовремя, чтобы вытащить из пропасти Кристину, но теперь ужасно неудобно, непривычно и неловко голышом по лесу. И опасно же.

А вдруг Айвен сумел увернуться, убежать, может, ранен, но не сильно, и ждет нас в избушке? Нет, напрасная надежда. Если жив — уже бегал бы и искал, а не сидел сиднем…

Добежала, уф-ф-ф… никого нет. Так, не время для паники! Даже мозгов хватило сдернуть с вбитого между бревнами сруба сучка куртку, одну из трофейных с лодки, и натянуть на себя. Можно было еще и ноги чем-то обмотать, но я так боялась не успеть, что плюнула на это дело, если что — ну поцарапаю, ну заживут.

А вдруг там Айвен ранен и истекает кровью? Бегом надо, бегом!

— Крис, сиди тихо и ни в коем случае не открывай дверь, поняла? Умница. Я пойду и приведу папу.

— Его чужой медведь порвал, да? — не по-детски серьезно спросила малышка, забившись в угол лежанки и глядя на меня оттуда огромными заплаканными глазами.

— Наш папа сам любого медведя порвет, — немного фальшиво попыталась пошутить я. — Все будет хорошо, мелкая. Главное, сиди тихо. А еще лучше — поспи. Дать тебе рыбку?

Крис отрицательно помотала головой и зарылась в одеяло, сооруженное Айвеном из куска парусины. Ну и ладно, действительно, какой тут аппетит у ребенка будет после всего случившегося. Живая, целая, в безопасности? Вот и хорошо.

Я выскочила из зимовья, тщательно закрыла за собой дверь, хотела было подпереть ее поленом, но передумала — не дай бог, что со мной случится. Надо, чтобы у Крис была возможность выбраться на волю. Обернется мишкой, и… у нее будет хоть какой-то шанс.

Уже на третьем шаге по лесной тропе ноги как-то сами приноровились ступать бесшумно и ловко, обходя колючки, сучки и упавшие шишки. Я двигалась быстро, при этом стараясь сохранять осторожность. И тихо молилась про себя всем богам. Только бы был жив, только бы!

Я же без него не смогу. Сама не знаю, когда успела. Это даже не влюбленность — что я, в парней не влюблялась, что ли?

Это другое. Это как дышать — если его вдруг не станет, я просто задохнусь. Айвен, дурак такой, чертов не-Гринч! Только будь живым!

К тому месту на тропе, где все случилось, я подбиралась с удвоенной осторожностью и поневоле замедлив шаг. Пряталась за кустами, за деревьями и напряженно вслушивалась в заполненную обычными звуками жизни лесную тишину. Вот ведь когда пришла пора пожалеть о медвежьем слухе и нюхе. Хотя…

Запах крови я еще как почувствовала. И то, что звуков при этом никаких особенных не было, только заставило сердце сжаться сильнее. Жив? Ранен? Или… Шаг, еще шаг по тропе. Вот там, за большим валуном, дорожка сворачивает вдоль лесистого склона и плавно скатывается к малиновым зарослям. Там все и случилось… Так, колени, не дрожать. Не дрожать, я сказала!

Выглянуть из-за огромного слоистого камня оказалось трудно — пришлось себя заставлять. Я очень боялась того, что там увижу. Как ни странно, но слух и нюх у меня, может, и не остались медвежьими, но определенно были острее, чем у человека. Кровь, поломанные ветки, разрытая земля — все эти запахи ощущались четко. И звуки наконец-то прорвались сквозь плотную вату страха.