Роса в аду - Дмитрий Леонтьев Страница 28

— Это очень хорошая мысль, — одобрил я. — Я обожаю балы. Я вообще обожаю все, что связано с тобой. Балы, институты, зонтики, цветы, бандитов, женщин… Нет, женщин я, пожалуй, все-таки не люблю.

— Вот как? — прищурилась она. — А я — не женщина?

— Нет, — твердо ответил я. — Ты, это… Ты — это ты. Тебя нельзя ни с чем сравнивать и нельзя конкретизировать. Я впервые понял глубину слова "ненаглядная". Это та, на которую "не наглядеться". Так вот, ты — ненаглядная. И еще…

— Иди, говорун, — она легонько подтолкнула меня к выходу. — Уходя, не оглядываются, а ты уже целый стих сложил, стоя на самом пороге…

И прежде, чем я успел что-то понять, коснулась губами моей щеки. Когда звездочки закончили свой хоровод перед моими глазами и головокружение оставило меня, дверь ее квартиры уже закрылась. Я повернулся и, словно во сне, побрел прочь…

Дома я упал в глубокое, мягкое кресло, забросил ноги на журнальный столик и расслабленно вздохнул. Отражение долго рассматривало мое лицо из Зазеркалья, а потом спросило:

— Если я скажу, что у тебя лицо деревенского идиота, нашедшего на дороге красивую пуговицу, ты опять будешь меня мучить?

— Что? — очнулся я от грез.

— Я сказал, что ты прекрасно выглядишь… Только вот эти дырочки в одежде, на твоей груди, говорят мне о том, что сегодня кто-то умер.

— Ты не поверишь, но я чувствую себя счастливым. За много лет я впервые вспомнил, что это такое…

— Каждый развлекается, как может, — пожал плечами призрак. — А что, ты изобрел какой-то новый способ убийства?

— Я не про это, — поморщился я. — Я о девушке.

— У тебя все получилось? — расплылось в улыбке отражение.

— Нет, — счастливо признался я. — Ни черта у меня не получилось. Сперва меня выгнали, а потом… потом я сам ушел.

Улыбка исчезла с лица отражения, и призрак надолго задумался. Минут тридцать он шевелил губами и крутил в воздухе пальцами, а потом робко уточнил:

— Что-нибудь из области мазохизма?

— Ну-у… Можно сказать и так.

— Уф-ф! — с облегчением вздохнул призрак. — А я уж было испугался, что ты влюбился…

Я посмотрел в зеркало с таким выражением, что он схватился руками за голову:

— О, нет! Только не это! Скажи мне, что то, о чем я подумал — неправда…

— Дай мне лучше хорошего вина и томик стихов. Что-нибудь, чем можно насладиться. Гете, Есенина или Тагора…

— Повелитель, — сказало отражение, протягивая мне на подносе требуемое. — Ты можешь меня растерзать, но я должен напомнить… Она — человек. Живой и смертный. Люди стареют, повелитель. Стареют, болеют, предают, обманывают… В общем, занимаются всем, что свойственно людям… — И поставь музыку, — добавил я. — Что-нибудь нежное, уносящее… А если еще раз откроешь свой рот, я тебя в кривом зеркале припечатаю, — не меняя интонации, предупредил я. — Это будет весело, но ты смеяться не будешь…

— Повелитель, — с мольбой в голосе сказал призрак. — Твоя воля уничтожить меня, но не делай того, что может повредить тебе. Любовь — это смерть для всего, что существует в нашей империи. Наше могущество умирает там, где рождается любовь. Ты погубишь себя, повелитель.

— Не бойся, это иная любовь.

— Князь, твои силы и возможности велики. Твои игры и забавы, как и твоя работа, простираются на все, происходящее на земле. Но эта игра опасна. В данном случае, развлекая себя, ты рискуешь. Любовь не может быть "иной". Даже самая "земная" любовь, предтеча той, Великой.

— Что ты можешь знать о любви? — спросил я. — Я был создан от Любви, я знал Ее. Потом меня увлекли знания… Так уж получилось, что из-за своего любопытства, силы и характера я принял на себя эту работу. И я очень долго не видел даже луча того, лучшего, единственного чувства во Вселенной. А теперь мне что-то вновь напомнило о нем. Не мешай мне наслаждаться этой ускользающей памятью. Как ты можешь давать мне советы, если даже ты не знаешь, кто я и зачем я… Но за заботу — спасибо.

— Что ты сказал? — слабым голосом спросило отражение.

— Я сказал: спасибо, — терпеливо повторил я. Призрак понимающе кивнул и упал в обморок. Я поднял бокал вина к своим губам и открыл томик стихов…

— А ты совсем не изменился, Сергей, — улыбнулась Надя, с рождающей у меня ревность нежностью оглядывая бывшего одноклассника. — Как же я рада всех вас видеть…

"Да, — подумал я угрюмо. — И эти рыжие усы он тоже носит с первого класса… Зря я сюда пришел. Она радуется каждому из них, словно ребенок. Такое ощущение, что она влюблена во всех сразу. И чего радоваться? Ну, учились все вместе когда-то, на переменах подзатыльниками обменивались… А теперь-то зачем встречаться? Чтоб они на нее глазели? Чтоб она каждого одноклассника вот так, в щечку, целовала?! Даже настроение испортилось… А может, я — ревнивый? Нет, не ревнивый. Конечно, не ревнивый… Я — очень ревнивый!.."

— Что же нас так мало? — удивилась она, оглядывая огромный зал старой школы. — Из четырех классов нашего выпуска пришли не больше половины. Неужели остальные не смогли выбрать время? Встретиться, рассказать о себе, посмотреть, что стало с другими? Ведь мы не виделись так долго…

— Быт затягивает, — развел руками рыжеусый Сергей. — У кого-то дети, у кого-то дела… А кого-то уже нет…

— Как "нет"? — испугалась Надя. — Что ты говоришь, Сережа?

— Наше поколение поспело к очередной войне. Славка Перлов убит в Нагорном Карабахе, Володю Перепелкина убили бандиты. Говорят, что из-за квартиры… Саша Кириллов в тюрьме за кражу, Игорь Войтиков, из параллельного, отравился наркотиками, Наташа…

— Не надо, — остановила его девушка, невольно хватаясь рукой за свое горло. — Не продолжай… Господи!.. Что же это творится?! Что же творится с нами со всеми?! Кто это сделал с нами?! За что?! Ох, мальчики, мальчики…

— Это жизнь, — философски отозвался рыжеусый Сергей.

— Это не жизнь, — покачала она головой. — Это не может быть жизнью. Всего за несколько лет… Почему уходят они? Почему не подлецы, не негодяи, не лжецы и мерзавцы, а они, те, кто еще чист и молод? Почему они отвечают за жадность и подлость тех, других, которые сидят за дубовыми дверями, в просторных кабинетах? Почему?!..

— Мы пришли встретиться с живыми, Наденька, — попытался увести ее от этого разговора Сергей. — Поговорим лучше о них…

— Я пришла узнать о всех, — горько ответила она. — А теперь, из-за молчания мертвых, мне не слышно голосов живых…

— Пойду, перекинусь с Севой парочкой слов, — сказал Сергей с кислой гримасой. — Давно мы с ним не виделись… Еще поговорим, не скучай.

— Он все же изменился, — сказала девушка, глядя ему вслед. — Он стал избегать чужого горя, сторониться его, словно оно заразно… Боится? Может, ты скажешь мне, почему в мире все так устроено?