На краю времени, на пороге мира - Анна Клименко Страница 27

… По щекам катились слезы. Не удержавшись, Миральда отпрянула, торопливо отерла щеки; и увидела, что королева ночниц тоже плачет. Вместе с ней, самой обычной ведьмой, вернее, ночницей.

– Плохие времена настают, – промолвила мать всех ночниц, – слишком много Отражений, слишком… И в тот миг, когда чаша переполнится, и народ Зла двинется вперед, подобно разливу реки, я не буду удерживать сестер. Это когда-нибудь должно было случиться, и я не в силах помешать.

Тут она посмотрела на безмолвно застывшую Кларисс.

– Оставайтесь в городе, сестры. Вы можете жить здесь столько, сколько захотите; со временем вы можете посещать нашу академию – я стараюсь, чтобы все было… как у людей. В академии свои магические навыки совершенствуют самые лучшие мастера иллюзий, мои отважные воительницы, равных которым не сыскать под этими небесами. И пусть время исцеляет ваши раны, хоть удел ночниц и есть вечная скорбь.

* * *

…Миральда не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они с Кларисс пришли в Кайэрские топи. Все было уныло-однообразно, и ничего здесь не менялось с безудержным бегом дней. Пожалуй, только по тому, как вырастали или старели рабы, можно было определить, что прошел год, а за ним еще, и еще. В вечном городе вечной королевы царил покой, подобный бесконечному сну.

А потом в сердце Миральды поселилась тревога, противное, щекочущее чувство. Она не знала, откуда это пришло; словно кто-то невидимый прошил суровыми нитками ее сердце и забавлялся, дергая за свободный конец.

И болотная ночница вспомнила, как однажды зеркальник напал на мальчика, смешного, взъерошенного, с огромными зелеными глазами, какие были когда-то и у нее самой. Не подоспей она вовремя, никто не спас бы маленького, болезненно-хрупкого человечка, попавшегося на приманку страшной нелюди.

Миральда знала, что тот малыш был ее ребенком, плодом недолгой любви, связавшей тугим смертоносным узелком судьбу командора Геллера и ведьмы. Ведь не зря обычные люди боятся ведьм, ох, не зря. Нет ничего хуже, чем привязанность к женщине, чья жизнь – в магии, и чье призвание – в уничтожении нелюди…

Где он сейчас, ее маленький Гиллард? И не стряслось ли с ним чего плохого? Ведь не зря же сердце плачет кровавыми слезами, а в груди холодной жабой засело дурное предчувствие!

А болота шептали благословенное «забудь», и туман опутывал сознание обманчиво-мягкой пеленой. Миральда снова и снова проваливалась в сон без начала и конца, и каждое новое пробуждение памяти давалось все труднее и труднее; порой она ловила себя на мысли, что и в самом деле лучше всего – забыть, кем была когда-то, и кого оставила среди людей таким маленьким и беззащитным.

Позже… Бродя среди топей, она как-то встретила саму королеву. Та стояла на кочке, одетой в моховую шубку, и на нечеловеческом лице было написано страдание. Казалось, что мать ночниц внимательно прислушивается к чему-то и время от времени пытается шагнуть вперед, но каждый раз словно наталкивается на невидимую преграду – и потому остается на месте.

Вдруг она заметила Миральду и, указав с усмешкой себе под ноги, сказала:

– Вот здесь… здесь я и утопила ее.

Миральда молча поклонилась: негоже простой ночнице задавать вопросы королеве. Но та, похоже, и сама была рада тому, что можно с кем-то поговорить.

– Подойди сюда, сестра. Ты знаешь, как появилось болотное зло?

Миральда пожала плечами; конечно же, она не знала.

– И с годами я отчего-то все больше и больше привязываюсь к этой земле, – прошептала горестно мать ночниц, – словно опутана корнями, и они держат меня… Все сильнее. Когда-нибудь я окончательно срастусь с этими болотами, и тогда мы встретимся…

– Ты говоришь загадками, – тихо сказала Миральда, – прости, мать, но я не понимаю. Да и нужно ли это мне знать?

Королева тряхнула гривой каштановых волос, в которых уже успели запутаться мелкие сухие веточки.

– Не знаю, право слово. Но ты все-таки была человеком, как и я, на заре этого мира. Наверное, ты поймешь. К тому же, твоя судьба говорит о том, что ты еще скажешь свое слово в истории всего поднебесья…

Она, подобрав пышные юбки, присела на корточки и нежно погладила ярко-зеленую травку.

– Спи, моя Лили’т’Анун…

А затем очень спокойно пояснила:

– Это моя сестра, которая успела меня убить чуть раньше… Чем я ее.

Миральда молчала; да и что она могла сказать существу, которое стало болотным злом много столетий назад? Никто не вправе судить королеву ночниц, кроме нее самой…

Белые пальцы матери легко сомкнулись на локте ведьмы.

– Побудь со мной, дорогая. Эту историю знают многие из сестер – как историю странного совпадения и дела случая. Выходит так, что мы появились случайно, и все могло быть по-другому.

…Людское племя заглатывало все новые и новые земли, тесня дэйлор и вынуждая их отступать все дальше и дальше, на северо-запад. Племена великих воинов перебирались к закату, туда, где плодородные земли и богатые пастбища; и всегда впереди шагали люди племени имнов, сильные и смелые, равных которым не было во всем поднебесье. Имны пересекли страшные топи, вышли в степь, и поняли они тогда, что болота есть защита от врага, и решили обосноваться в краю сочных трав.

Народом имнов правила царица, ибо только женщина может передать царственную кровь ребенку, мужчина же никогда не может быть уверен в собственном отцовстве; и было у нее две дочери – Лили’т’Анун и Ниа’т’Хотум, и было сказано царицей, что племя должно быть едино на века.

А когда отправилась царица в вечное плавание по небесному кругу, стал вопрос о том – кто же будет править. Сестры ни в чем не уступали друг другу, ни в красоте, ни в уме, ни в силе; тогда было решено бросить жребий, по которому одна из сестер оставалась правительницей, а второй следовало раз и навсегда покинуть племя. Победила Ниа’т’Хотум; но сестра ее проявила все коварство, достойное истинной царицы. Той же ночью заговорщики пробрались в шатер Ниа’т’Хотум, связали ее и утопили в болоте.

И велико было содеянное зло, и, верно, сам Творец содрогнулся в своих небесных чертогах; и вывел он горящими письменами закон: ничто содеянное не исчезнет, но вернется к своему хозяину, и да будет так до конца дней этого мира. И отразилось зло от чистых граней небесного купола, и ударила черная молния в то место, где под трясиной покоилась Ниа’т’Хотум. Болото раскрылось, выпуская из своего чрева утопленницу, не мертвую, но ставшую другой, темной нелюдью. И была дана власть Ниа’т’Хотум творить великую ложь и обман, а сила и мудрость ее были в ночи и болотах. Так появилась первая болотная ночница, королева-мать.

На следующую ночь Ниа’т’Хотум явилась к своей сестре, и обманом завлекла ее в болота. Лили’т’Анун утонула, а имя ее больше не упоминалось имнами – как имя проклятой царицы.

…Королева с кривой усмешкой глядела на нежную травку, пушистым ковриком покрывшую могилу Лили’т’Анун.