Охота на ведьм - Вероника Иванова Страница 27

— Летать? — охнула одна из работниц, побелев лицом.

— По-птичьи, — кивнула старуха. — На крыльях. Только крылья у них бесперые, гладкие, как перепонки на лягушачьих лапах. Огромные, да еще с шипами. От тех крыльев уберечься трудно, ежели на земле с мертвяком таким схватиться придется. Тут уж надо смотреть, чтобы узко было вокруг, чтобы даже плечам собственным было тесно, вот тогда побороть вражину можно.

— А амулеты какие если сделать? Не помогут?

Ведьма хихикнула:

— Ваш хозяин-то, даром что молодой, а дельные вещи говорит. Ну какие амулеты от мертвяков? От яда могу сделать. От чумного дыхания тоже могу. Не спасет совсем, но хоть неминуемую смерть прочь отгонит. Это живым можно глаза отвести, а мертвым… У них и глаз-то у многих нет. Вытекли.

Раздался новый вздох, теперь уже с другой стороны стола, и Марк еле удержался от улыбки. Вот ведь люди, от войны сюда прибежали, наверняка видели смерть не единожды, а как заходит разговор о мертвецах, все равно пугаются. Ведьма же правду говорит: нет у мертвых глаз. Да и зачем им глаза, если есть острый нюх?

— Как же они без глаз-то душегубствуют?

— Как, как… — Старуха отщипнула кусок хлеба от новой краюхи. — Нос их ведет. Как учуют поблизости живую плоть, так и идут за ней, пока со следа не собьются. Голодные же… Вот как вы и как я.

— Да как же они едят? У иных и животов-то не остается!

— А мясо им и ни к чему. По первости, конечно, могут и зубами вгрызться, да только основательно переродившемуся другое от живых надобно. Дыхание ваше живое. Потому ко рту и норовят присосаться, чтобы до капли всю жизнь выпить.

За столом зашептались, вспоминая, что умерший селянин был отмечен как раз следами яда вокруг рта.

— Так что близко не подпускайте и убережетесь, — произнесла старуха еще раз на прощание, встала с лавки, небрежно смахнув в широкий рукав остатки хлеба, и неспешно двинулась к лесу.

Работники если и остались недовольны советами, то виду не показали, а с удвоенной силой накинулись на еще теплую похлебку. Марк тоже отведал хозяйского угощения и признал, что хоть вкус у варева был совсем не изысканный, если не сказать хуже, но густота и сытность искупала все прочие огрехи. Жить можно, как говорится.

— Тебе в каком углу постелить, красавчик? — спросила одна из работниц, как видно почитавшаяся здесь за старшую по хозяйственным надобностям.

— А сколько здесь углов-то?

— Да много. Выбирай любой. — Женщина улыбнулась так, будто приглашала к чему-то, но сама была больше похожа на упыря, нежели на живого человека, бледная, изможденная, с кожей, покрытой крохотными, но частыми язвочками.

— Я сегодня во дворе заночую. Осмотрюсь заодно.

— Ну, как знаешь… — Она подмигнула и ушла, покачивая тощими бедрами.

Не то чтобы Марк брезговал женским вниманием, однако насмотревшись на молодящихся ведьм, стал, пожалуй, излишне разборчивым. Конечно, он понимал, что красота нечестивиц тесно переплетена с самыми черными чарами, но глаза радовались, глядя на плавные линии и пышные формы, а вместе с глазами радовалась и душа.

Будь на то воля охотника, он не убил бы ни одной из чаровниц, только обуздал бы их, ослабил силу, тем более что у инквизиции на сей счет имелось множество всяческих средств. И все же страх был сильнее. Страх того, что однажды ведьма сможет вырваться из-под навязанной ей власти и натворить бед. Убивать было хоть и намного опаснее, зато надежнее. Жаль только, что со смертью ведьмы в большинстве своем теряли силу ее заклинания. Хотя… Как оказалось, кольца избегали печальной участи стать простыми безделушками. Марк смутно помнил по проведенным в библиотеке часам, что пущенное по кругу заклинание надолго остается действенным, но поверил, лишь увидев собственными глазами. Глазами, которые сейчас норовили закрыться сами собой в преддверии прихода ночи…

Нет, спать еще рано. Вначале нужно найти пригодное для ночлега место и убедиться, что никакая нечисть не сможет подобраться близко. Караул, конечно, выставили, да только охотник мало доверял местным егерям, особенно после того, как увидел их раскрытые рты, когда ведьма рассказывала про мертвяков. Не видели они в жизни ничего, селяне эти. Рослые, здоровые, сноровистые, а стоит того же упыря встретить — истуканами застынут. Но хоть от лесных зверей защитят, и то славно.

Марк прошелся по двору, шурша сухой травой. Жуткое все же место… Мертвое. Кажется, что воздух стоячий, как болотная вода, ни вздоха, ни дуновения. Понятно, почему сквайр сестрицу свою подальше от поместья держит. Непонятно, почему сам не уходит. Мог ведь в Тарне околачиваться, а сюда только за оброком наезжать время от времени. Или вовсе нанять управителя, а самому зажить припеваючи. Но держит его что-то здесь. Крепко держит. И хочется узнать причину, да только к чему? Донести инквизитору? Пусть сам роется в здешнем прахе.

Наступившая ночь принесла с собой стужу, напомнившую гномьи зимы, и Марк понял, что околеет до утра, если останется на дворе. Но стучаться в пристройки было уже поздно, да и означало угодить под насмешки той женщины, что предлагала позаботиться о новичке. Оставалось только зайти в дом и попытаться там найти теплый уголок.

Охотник повернулся, чтобы исполнить свое намерение, но лунный свет, мертвенно-белым саваном окутавший двор, вздрогнул полуденным маревом, а вслед за тем в пустоте неподвижного воздуха вдруг возникла полупрозрачная, но отчетливо видимая фигура женщины в платье с длинным шлейфом. Она двинулась прямо на Марка величавой походкой императрицы, и только остающаяся невредимой трава указывала на то, что пришелица — бесплотный призрак.

— Годы стекут, как вода в песок, прах порастет быльем, камешком в горле встанет глоток, если вино прольешь…

Она напевала, покачивая головой в такт словам, и шла, словно не замечая человека, находящегося на ее пути, а Марк во все глаза разглядывал призрачную женщину, удивленно осознавая, что с каждой новой попыткой всмотреться в белесый туман видел все больше.

Она наверняка была молодой, когда умерла, потому что черты лица и изгибы фигуры завораживали своим изяществом и тонкостью. И была богата, ведь даже посмертный наряд сверкал отблесками драгоценных камней, вился лентами и пушился мехами, окружающими узкие плечики.

— Ищет дорогу только дурак, ищет замок лишь вор, ищут, пока не придет пора смерти под булавой…

Марк никогда не слышал эту странную песенку, но чувствовал, что она не настолько проста, как кажется. Было в невинном смешении слов что-то донельзя крамольное, никак не позволяющее схватить себя за хвост или хотя бы рассмотреть поточнее. А женщина, оказавшись в шаге от охотника, вдруг посмотрела ему прямо в лицо. Черными как ночь, но отнюдь не пустыми глазами.

— Позднее время вы избрали для прогулок, сударь. — Ее голос звучал, как шелест песка в сухом речном русле, но, несомненно, принадлежал женщине томной и страстной, даже несмотря на ее призрачное состояние.