Пряжа из раскаленных угле - Анна Шведова Страница 27

– Если ты не против, я немного передохну.

На моей правой щеке алела полоска – подарочек от хлестких веток, на подбородке и носу красовались брызги грязи, волосы свисали мокрыми серыми сосульками, но это еще было сносно. Хуже было то, что мои бедра превратились в мясные отбивные, а мозги – в размякшее желе. Никогда не думала, что ездить верхом – это такая пытка для непосвященного. Мне доводилось сидеть в седле и ездить прогулочным шагом, но более продолжительные путешествия, как, например, поездка к озеру Удабеда, я совершала в коляске, а потому о прелестях галопирования в течение нескольких часов по бездорожью просто не догадывалась. Однако худшее меня ждало еще впереди, когда и после краткого отдыха и тем более на следующий день отбитые встряской мышцы бедер, ягодиц и спины стали наливаться болью…

Погоня нас не преследовала – по крайней мере пока я не заметила ничего опасного, однако сбавить скорость и тем более остановиться надолго, чтобы передохнуть и почистить забрызганную грязью одежду, мы пока не рисковали.

В течение трех дней мы ехали, прерываясь лишь на краткий отдых и меняя лошадей на постоялых дворах, когда это было возможно. В те дни я так уставала, что на раздумья и расспросы у меня просто не хватало сил, однако эти самые вопросы копились у меня в голове, и множились, и норовили вырваться в самое неподходящее время. Однажды, когда я вполне осознанно могла не думать о боли, причиняемой мне скачкой, и не оглядываться поминутно, ожидая увидеть стройные ряды спешащих за нами всадников, я их задала.

– Так значит, тебя зовут Лейн Тристран? – бесцветно спросила я, когда мы остановились на короткий дневной привал где-то между холмами. За три дня плоские равнины с неровными заплатками запаханных на зиму полей прилично разбавились холмами и оврагами, в которых затеряться двум одиноким путниками было куда легче. И можно было спокойно разложить костер, не боясь, что его увидят издалека. А огонь был уже нужен – к моему удивлению, на юге было заметно холоднее, чем в Вельме. Здесь чаще шел холодный дождь, и ледяной ветер нередко хлестал в лицо, выбивая из тела последнее тепло. И я безумно мечтала о лете, о солнце, о теплых камнях под босыми ногами…

На мой вопрос Ленни беззлобно расхохотался:

– Это тебя валдесовский волкодав просветил? На самом деле Лейн – это одно из моих многих имен.

– А какое настоящее?

Ленни усмехнулся, поднял глаза к небу и нарочито весело сказал:

– Я уже и забыл, как оно звучит, это настоящее.

– Зачем тебе так много чужих имен? Тебе есть что скрывать?

– А тебе? – не замедлил спросить Ленни, – Что скрываешь ты?

– Я не помню! – возмутилась я, – Я же говорила, я ничего не помню до того момента, как оказалась в Вельме!

Кое-что, правда, в моей памяти пробивалось – кружево светящихся нитей, руны, вышитые золотым шнуром, черный человек, чей облик скрывала тьма… Но об этом я предпочла бы не говорить. Это все сны. Или домыслы. Или мечты. Я не знала, сколько в этих видениях правды. Я не знала, почему так ныло сердце, когда я думала о них… Между тем голос мой чуть заметно дрогнул и Ленни тут же воспользовался этим:

– Раз ты не помнишь – то и я не помню.

– Кто же ты, Лейн Тристран? Расскажи, может, тогда я смогу доверять тебе?

– Расскажу, – пообещал Ленни, ловко сооружая костер, – Раз уж так получилось, что мы едем вместе, я предпочту твое доверие. Не хочется, чтобы кто-то меня удавил моим же собственным поясом, пока я сплю.

Я промолчала. Выходит, Ленни знал, что случилось с Пехебом? Я-то считала иначе, я-то думала, он ничего не заметил, раз ни разу даже не заикнулся об этом.

А вот я воспоминания о том, как я едва не убила Пехеба, старательно обходила стороной даже в собственных мыслях. Не просто не хотела говорить об этом с кем-либо – я не хотела признаваться самой себе, что это случилось на самом деле. Я была очень испугана.

– Как, кстати, ты это сделала?

Я пожала плечами. Как объяснить то странное ощущение, которое тогда охватило меня? Словно мир соткан, сплетен из множества нитей-лучей-потоков, и для того, чтобы изменить в нем что-нибудь, нужно переплести нити иначе, по-другому, переложить их в другом порядке… Эти тончайшие, мягкие, невидимые глазом паутинки без труда поддаются одному моему касанию, даже не касанию руки, а одной только мысли… Вот только хорошо бы научиться понимать наверняка, что произойдет, когда я вмешиваюсь в их хрупкое построение. Знать, как мое вмешательство может отразиться на том, что реально… Мое невежество безгранично!

– Не знаю, – честно ответила я, – Это случилось само собой – я просто плела нити. Я не делала того, что сделала. Ну, не делала осознанно… Просто не знаю, как это объяснить.

Ленни кивнул, словно и вправду понял то, о чем я сказала, а затем сказал очень странные слова. Тогда они меня удивили, а потом я не смогу о них забыть.

– Я слышал о магах с очень редким даром, Никки. Я не встречался с ними ни разу, но знаю о них. Они могут почти все, они почти всесильны. Им не нужны ни амулеты, ни другие приспособления, чтобы собирать магическую силу, они сами по себе сила. Они видят мир по-другому, не так, как остальные люди. Они видят потоки магической силы, пронизывающей миры, как любые другие люди видят цвет и форму. И не просто видят, но по собственному желанию могут управлять ими. Переплетать их. Плести. Творить просто невероятную магию, Никки. Таких людей называют Плетущими.

Плетущая. Плетущая… Это слово вызвало во мне некий отклик, и я даже простила Ленни то, что он разговаривал со мной как ребенком. Моя память взорвалась яркой, но недолговечной картиной: я вдруг увидела себя в какой-то пещере и мужчину, только что стоявшего здесь, а мгновение спустя вмурованного в камень и дико верещащего от ужаса, и надменную женщину, с неприятным удивлением проговорившую «Плетущая?»… А потом… Нет, потом ничего не было. Голова моя раскололась от резкой, мучительной боли, отогнав всякие воспоминания прочь. Я застонала и обхватила голову руками.

– Что-нибудь вспомнила? – заинтересовано подался вперед Ленни.

– Ничего существенного, – слова протолкнулись сквозь стиснутые зубы, но на большее я оказалась неспособна. В тот день с разговорами пришлось покончить – головная боль терзала меня весь остаток дня и часть ночи, и только к утру, после чуткого и поверхностного сна, я смогла немного прийти в себя.

История Ленни в тот день так и осталась нерассказанной. Не могу утверждать, чтобы теперь я так уж хотела ее услышать. В какой-то момент я поняла, что неузнанной ехать сподручнее, так же, как и не нести на себе бремя чужих тайн. Я ехала в никуда, ехала в компании с никем, ехала, чтобы убежать от прошлого. У меня были тайны, которыми я не хотела делиться, но и чужих тайн, по правде говоря, знать не хотела. Да и узнаю ли я правду? Ленни не тот человек, что живет нараспашку, и у него на каждое слово найдется своя тайна. Так стоило ли упорствовать, чтобы в результате нарваться на очередную ложь? Мне нужно было понять одно: могу ли я доверять ему? А тайны… Тайны пусть остаются при нем.