Источник. Магия для начинающих - Джек Хорн Страница 27

Когда поминки закончились, Питер оказался не в том состоянии, чтобы выполнять роль шофера, а Айрис и Оливер куда-то исчезли. Истерика Клер по поводу Эммета вызвала у меня нежелание использовать магию для перемещения в пространстве, поэтому я вызвала такси и добралась до дома как обычный человек. Когда я приехала, наш особняк показался мне пустым. Я отправила мысленный запрос, проверяя, не опередила ли меня Айрис, но отклика не получила. Странно, но даже Эммет куда-то запропастился. Однако я испытывала гремучую смесь одиночества и радостного возбуждения: я целую вечность не проводила здесь время одна! Настал момент зарядить атмосферу и проверить, какие воспоминания мне удастся пробудить! Оливер был не прав, утверждая, что я буду разгадывать загадки, оставленные моей матерью. Чего она хотела добиться с помощью «Тилландсии», я не знала. Намерения у дяди Оливера были самые добрые, но я не представляла себе, с чего можно начать. Я подозревала, что моей жизни не хватит на то, чтобы разобраться с призраками, которые поселились в этом доме. Как я отыщу несколько иголок в стоге сена, скопившегося здесь за полтора века? Нет, мне надо стать свидетельницей всего лишь определенного события: моего собственного рождения. Разумеется, тогда все встанет на свои места. В этом я не сомневалась.

Даже такой новичок, как я, должен суметь пробудить не особо старые образы прошлого, вдобавок сейчас я поставила перед собой максимально четкую цель. Я позаботилась о том, чтобы двери были заперты на случай появления кого-то из чужаков, а потом вообще зачаровала все замки, чтобы никто – даже мои близкие – не могли бы войти незаметно для меня. Подобный расклад был мне неприятен, но я все предусмотрела. Нельзя, чтобы мои тетки и Оливер преждевременно узнали о моих задумках, пока я не получу правдивые ответы.

Я надеялась, что, имея какую-то вещь, принадлежавшую матери, смогу лучше настроиться именно на необходимую мне энергию. В итоге я решила воспользоваться медальоном, который она мне дала в машине. Если он до недавнего момента находился у мамы, это должно стать плюсом. Собравшись с духом и очутившись в родных стенах, я осмелилась его надеть. Вырез моего нового платья оказался настолько большим, что на поминках кулон бы сразу заметили. Я не пошла на риск: Айрис или Эллен запросто увидели бы украшение, а то – чего хуже – узнали бы медальон своей сестры. Поэтому он мирно лежал в моей шкатулке для драгоценностей, спрятанный среди других побрякушек: нити жемчуга, которую мне вручили на восемнадцатилетие, серег с бриллиантиками, полученных двумя годами ранее и синей коробочки, в которой хранилось кольцо, подаренное Питером в знак нашей помолвки. Я пока не могла себя заставить носить его постоянно и не надела даже сегодня. Я подавила эмоции, которые буквально исходили от кольца, пытаясь меня захватить, и извлекла мамин медальон. Почему-то прикосновение к нему резко уменьшило мой оптимизм. Можно ли вообще надеяться на примирение в нашем семействе? Можно ли как-то объяснить разлуку матери со своими дочерьми, не говоря уже о том, чтобы оправдать такой поступок?

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Мне надо быть непредвзятой, иначе страхи породят во мне предубеждение. Мое недавнее радостное возбуждение сменилось тяжестью на сердце, но я повесила медальон себе на шею и закрыла крышку шкатулки.

Спальню моей матери, в которой как раз родились мы с Мэйзи, Айрис превратила в свою студию. Она говорила, что ей очень нравится вечерний свет, струящийся в окна, но однажды призналась мне, что именно в этой комнате она получает утешение и чувствует близость к любимой младшей сестренке, которую так рано потеряла. Я едва не разревелась, вспомнив, насколько искренними мне показались слова тети, когда она поделилась со мной своими ощущениями. Спустя минуту я взяла себя в руки и внимательно изучила обстановку.

Вещи, принадлежавшие моей матери, были давно отданы благотворительным организациям. Тем не менее самые личные и дорогие экземпляры мои родственники сложили в коробки и закинули на чердак: пусть пылятся наверху до того дня, когда мы с Мэйзи решим заняться дележом. Правда, Айрис не стала полностью изгонять свою сестру из студии, отнюдь. Большой и, как я теперь понимала, поразительно похожий портрет моей матери висел на видном месте на южной стене. Я редко заходила сюда, но когда я это делала, то покидала комнату с трепетом. Мне казалось, что мама находится совсем рядом.

Чтобы вызвать к жизни мое воспоминание, Эммет использовал комбинацию из неожиданности и страсти. Мне было необходимо встряхнуться, но я опасалась, что мое двойственное отношение к возвращению матери может повлиять на мое восприятие. Иначе говоря, сейчас мне запрещены всплески эмоций, связанные с мамой. Наверное, теток касаться тоже не следует. Мои мысли вернулись к конфликтам с Мэйзи. Да… раны слишком и чересчур болезненны. Они могут подавить более слабые энергетические потоки.

У меня устали ноги. Я скинула туфли и уселась в неудобно поставленное кресло. Айрис почему-то развернула его боком, чтобы из него не было видно портрета моей матери и ее мольберта. Теперь я могла таращиться в пространство или обозревать абсолютно пустую стену. Знакомое возмущение вскипело во мне: я вспомнила Джинни и ее махинации. Бабка часами заставляла меня сидеть у нее в прихожей, пока она занималась с Мэйзи колдовством. Я в свою очередь выдумывала себе разные истории. Позже они и стали основой «Шутовского тура». Но ни прихожей, ни стула уже не было на свете: они сгорели дотла в пожаре, который погубил и Коннора – мужа Айрис. Возмущение сменилось гневом – и я услышала позади себя голоса.

Я стремительно обернулась. Изображения отсутствовали: до меня доносился только тихий женский разговор. Я напрягала слух, чтобы уловить, о чем идет речь, но голоса были слабенькими, как будто долетали из иных миров. Вскоре воцарилась тишина. Я встала и, сделав несколько шагов, замерла в центре комнаты. Мне снова удалось уловить искаженные звуки. Что это? Крик боли? Отчаяния? Я узнала интонации Эллен и почти разобрала ее слова. Внезапно я увидела, как она и Айрис склоняются над моей матерью, но видение оказалось похожим на то, какое почти испорченный кинескоп может наложить на окружающую реальность. Картинка застыла, но вдруг растянулась, как резинка для волос, и принялась закручиваться вокруг своей оси, поднимаясь и втягиваясь в портрет моей матери. Я поняла, что все эмоциональные отпечатки, возникшие в день моего появления на свет, были перенесены в эту картину.